Моника Кристенсен - Голландская могила

Дрожащие пассажиры, которым надоело любоваться льдинами и размытыми очертаниями гор, пошатываясь, спустились в салон вскоре после того, как «Белый медведь» отчалил. Некоторые из них прибыли на причал сразу из аэропорта и едва успели к отплытию. Анетта устроилась в углу с блокнотом в руках и начала подсчёт. Не снимая верхней одежды, туристы расселись в зелёных плюшевых креслах. Чтобы привлечь к себе внимание, гид похлопала в ладоши.

– Дорогие пассажиры! Добро пожаловать в круиз вдоль западного побережья Шпицбергена, – чуть запинаясь, проговорила она по-английски. – Ваше путешествие будет по-настоящему волшебным, и мы сделаем для этого всё, что от нас зависит. Я ваш гид, и вы можете обращаться ко мне в любое время дня и ночи с любыми вопросами, – она слегка поклонилась, – номер моей каюты – 203. Это прямо по коридору и налево.

Стюард, спрятавшийся в углу за газетой, довольно улыбнулся. «Что ж, будем знать», – подумал он. По меркам Шпицбергена стюард был настоящим ветераном: он провёл на архипелаге уже больше двадцати зим. Бо́льшую часть времени он находился в Ню-Олесунне, почти заброшенном шахтёрском городке далеко на севере. Сам он предпочитал отдыхать в более тёплых уголках земного шара. Выкладывая кучу денег (по слухам, почти двадцать тысяч крон) за то, чтобы прокатиться вокруг Шпицбергена на тесной лодчонке, люди просто не представляют себе, на что подписываются, – так он считал.

Гид тем временем продолжала:

– Прямо напротив меня живут супруги Тюбринг. Господин и госпожа Тюбринг, встаньте, пожалуйста. Клара и Пер Кристиан? Кстати, ничего, если я выдам ваш маленький секрет и скажу, что вы здесь в свадебном путешествии?

Клара и Пер Кристиан встали, и было видно, что они смущены: Тюбринги уже явно разменяли пятый десяток.

– Госпожа Лорелей Хемминг и её дочь Ада, – две женщины – одна, одетая в твидовое пальто, а вторая – во что-то цветастое – встали и натянуто улыбнулись.

– С другой стороны от моей каюты живет Роланд Фокс. Господин Фокс – известный фотограф и работает в Лондоне, в газете «Evening Standard». Если все мы очень попросим, то, возможно, во время путешествия он перед нами выступит.

Однако Роланд Фокс явно не пришёл в восторг при мысли о выступлении.

– И, наконец, инспектор Себастьян Роуз и его супруга Эмма из Бристоля. У нас на борту – настоящий главный инспектор британской полиции. Повезло, правда?! Супруги Роуз живут дальше всех в большом «люксе». И если вы вдруг найдёте на борту труп, то знаете, кому сообщить! – и Анетта засмеялась над собственной шуткой. Но пассажиры пока ещё толком не познакомились, поэтому смеяться не спешили. – Итак, ещё раз приветствую вас на борту. Ваш багаж уже в каютах – надеюсь, ничего не перепутали. Увидимся за приветственным коктейлем – назовём его «Ледокол» – здесь, в салоне, перед ужином. Ужин начинается в семь в кают-компании. Она находится на палубе над нами. После ужина я приглашаю вас снова в салон – мне хотелось бы более подробно рассказать, что именно мы увидим и какие достопримечательности посетим во время нашего удивительного путешествия под незаходящим солнцем полярного дня! – Анетта улыбнулась так, что у неё скулы свело, и поклонилась под жидкие аплодисменты. Она надеялась, что туристы мало-помалу расшевелятся – иначе путешествие будет невыносимым.

Пассажиры разбрелись по каютам, и стюард вновь спрятался за газетой, однако, когда мимо него, зажав под мышкой папку, пробежала Анетта, он опустил газету и посмотрел ей вслед. А она вполне ничего. К тому же практически коллега.

Супруги Роуз прошли к себе и оглядели обставленную с претензией на роскошь каюту. Совершенно случайно увидев в газете объявление, миссис Роуз позвонила в круизную компанию, и те выслали ей проспект. Супруги выбрали самую дорогую каюту. Прежде они так не делали, но, во-первых, они почти никогда не ездили в отпуск, а во-вторых, то, что ей вообще удалось уговорить супруга на это арктическое путешествие, миссис Роуз считала чудом. Как правило, мистер Роуз ограничивался рыбалкой в Шотландии или короткой вылазкой в Дублин на выходные. Но около года назад Себастьян Роуз тяжело заболел, и эта болезнь многое изменила.

Эмма сняла голубую шаль и положила на стул новый серый пуховик. Она заглянула в ванную и одобрительно кивнула. Просторно, составители проспекта не обманули.

– А ты не хочешь раздеться? – она взглянула на супруга – высокого и худого мужчину, одетого в старую чёрную куртку, которую обычно он надевал на улицу. Некоторые вещи в карманах этой куртки пролежали там уже лет двадцать. Порой – когда ситуация того требовала – инспектор с торжествующим видом вытаскивал вдруг из кармана моток бечёвки, или ржавый гвоздь, или перочинный ножик.

Себастьян Роуз подавил в себе желание ответить горячо любимой супруге, что он не ребёнок и такая опека – это уж чересчур. Но он понимал, что инсульт, пережитый им год назад, напугал скорее её, а не его. Поэтому он лишь мягко сказал:

– А у тебя нос такой красный, что в темноте наверняка будет светиться.

– Себастьян, я серьёзно. А кстати, как тебе знакомство? Мы же просили, чтобы они никому не рассказывали, что ты следователь!

– Ну да, но эта девочка – кстати, очень милая – и не рассказывала. Она только упомянула, что я старший инспектор британской полиции. Может, я работаю в дорожной полиции?

Эмма поджала губы и решила, что те, кто осмелится потревожить её мужа во время отпуска, будут иметь дело с ней. Ему нужно отвлечься и сменить обстановку. Эмма смутно догадывалась, что он чувствует себя подавленным. Перестав работать, он начал впадать в длительные приступы депрессии, и никому – ни друзьям, ни коллегам, ни ей самой – вытащить из них Роуза не удавалось. Он просто-напросто отказывался говорить о болезни.

В другой каюте, дальше по коридору, мать и дочь Хемминг тоже сняли верхнюю одежду и теперь распаковывали чемоданы. Старшая миссис Хемминг была недовольна почти всем, в том числе и знакомством с гидом.

– И с какой вообще стати она так расхваливала этого Роланда Фокса? А про Роузов говорила так, словно те – знаменитости! Да он всего-навсего инспектор полиции! И что в этом такого особенного? А каюта – почему, интересно, у них такая огромная каюта? Намного больше нашей! Раза в два! Наша по сравнению с той – просто жалкая каморка. Она в их ванную целиком поместилась бы. С другой стороны коридора тоже есть каюта, я в неё заглянула – она точь-в-точь как их, но там никто не живёт. Тогда почему бы не поселить туда нас?

– Мама, ты что, шутишь? Разве неясно, что за люкс они и заплатили больше всех остальных?

Ада Хемминг скривила рот – отчасти недовольно, а отчасти озабоченно, совсем как мать. Хотя друг от друга их отделяли тридцать лет, а разница в весе составляла килограммов двадцать, казалось, будто лицо матери отражается в лице дочери. Такое сходство возникает только благодаря общим генам.