Моника Кристенсен - Голландская могила

Когда их резиновая лодка вышла из маленькой бухты, был почти штиль. Стаи морских птиц летали совершенно беззвучно, едва касаясь воды.

Кроме них во фьорде не было никого. Сначала они живо обсуждали возможность доплыть до самого Сигнехамна в Лиллехоог-фьорде, а там разбить лагерь для ночлега. Но когда они обогнули мыс Гиссе, на них вдруг навалилась усталость. У ледника Четырнадцатого июля Кнут повернул лодку к берегу.

Скромная хижина располагалась на самом верху холма, неподалёку от которого возвышался ледник. Маленький домик, построенный из досок и плавника, находился в тени ледника. Несмотря на то что ночь была тёплой, со стороны ледяных масс дул пронизывающий порывистый ветер. Кнут удивился, что какому-то охотнику пришло в голову построить домик именно в таком неудобном месте.

– Мы не можем остаться здесь на ночёвку, – сказал Турбьёрн и шагнул из лодки. Он чуть было не набрал воды в резиновые сапоги, когда наконец схватился за канат и потащил лодку ближе к каменистому берегу.

– Вот это – домик губернатора. Он получил его в наследство от своего деда. Но ключей от него в Ню-Олесунне нет, да и губернатор ничего не передавал.

Дом сохранил на себе чёткий отпечаток старины. Видно было, что пользовались им крайне редко. Грубые деревянные доски постепенно превращались в труху и темнели, возможно, из-за того, что в своё время они были просмолены. Чтобы хоть как-то защитить дом от постоянного северного ветра, по всему периметру двери и окон были прибиты картонные листы и доски. Ставни на двух маленьких окошках на задней стене домика тоже были заколочены грубыми, заржавевшими гвоздями. Выходившее на фьорд большое окно и дверь на передней стене были забиты досками, на которых висели большие амбарные замки.

– Мне казалось, ты говорил, что губернатор частенько пользовался этим домом, – Кнут поглядел на дорогу. Галька и камни были покрыты слоем сухого серо-коричневого мха. Больше возле дома не было ничего – ни лопаты, ни скамейки, чтобы присесть, ни обычной для зимовок Шпицбергена поленницы со сложенными штабелем дровами для топки, которые, как правило, хранились у торцевой стены дома.

– Это он сам сказал. Только не говори, что ты ни разу не слышал его байки про путешествия на Птичий мыс.

Кнут осмотрелся. Он указал наверх, где виднелся ледник Четырнадцатого июля, возвышающийся, словно стена изо льда, между вершинами высоких гор.

– А на снегоходе туда так просто не доберёшься…

Турбьёрн проследил за взглядом Кнута.

– Я слышал, что единственному, кому удалось проехаться по обрыву, – это Хуго Халворсен.

– Что? Мальчишка? Тот дохлик?

– В Ню-Олесунне ходит множество историй о преступниках, и больше половины из них всего лишь выдумка. Наверняка и он тоже рассказывает, что дорога из Лонгиера в Ню-Олесунн заняла у него всего три с половиной часа. Но я отказываюсь верить в это.

Он развернулся и начал потихоньку пробираться к берегу между камней.

– Нам бы лучше пройти чуть дальше по берегу. Там есть ещё одна избушка – в ней и переночуем.

Но Кнут замешкался. Он остановился у двери и слегка потянул за доску, приколоченную к двери и закрывавшую вход.

– А может, нам стоит проверить дом изнутри? – спросил наконец он. – Ведь с тех пор, как нашли голову, здесь больше никого не было.

– Совсем чокнулся? – Турбьёрн почти сорвался на крик. – Нельзя же просто так вламываться в дом губернатора. Ты что, не слышал, что я сказал? Это его частная собственность. Видишь же – здесь никого не было! И ни ставни, ни дверь никто не взламывал – ты что, не видишь? Ну, всё, поехали!

Последнюю фразу он кинул из-за плеча, шагая к резиновой лодке.

«Кэмп Зоэ», старая зимняя станция, находилась гораздо дальше, чем они думали. Её построили ещё в конце прошлого века, и принадлежала она охотнику Хенри Руди. На часах было уже пять утра, когда оба полевых инспектора наконец взобрались по крутой дорожке, с двух сторон красиво обрамлённой белыми камнями, подобранными охотником внизу, на берегу. Домик стоял высоко и словно смотрел на солнце. Засовов на двери не было, да и на окнах не видно цепей с навесными замками. Только посеревшая от времени деревянная скамейка под окном кухни будто звала присесть на неё.

Отпереть входную дверь оказалось совсем просто. Вскоре домик наполнился запахом кофе, исходящим от кипящего на печке-буржуйке кофейника. Оба инспектора заснули в спальных мешках на деревянных кроватях. Косые лучи солнца проникали внутрь, заставляя блестеть облупившийся пол.

Спустя час на берегу появился белый медведь. Он с любопытством приблизился к привязанной резиновой лодке, осторожно ступая среди мокрых камней. На минуту он остановился и замер. Затем начал раскачиваться из стороны в сторону, как будто размышляя над тем, есть ли в лодке что-нибудь интересное. В конце концов он решил, что содержимое лодки не стоит того, чтобы лезть в холодную воду. Неожиданный звук, доносящийся из хижины, заставил медведя поднять голову вверх и принюхаться. Он подёрнул чёрным носом, а через пару минут сделал резкий прыжок в сторону берега и почти беззвучно исчез в воде фьорда.

Мужчины в хижине крепко спали и ничего этого не слышали.

В последние летние дни Кнут и Турбьёрн неоднократно заезжали в Ню-Олесунн. Объехав с инспекцией всё западное побережье вплоть до Моффена – крохотного песчаного островка с огромным количеством моржей, – всё оставшееся время заканчивающегося летнего сезона они посвятили изучению отчётов по различным нарушениям природоохранного законодательства в национальном парке.

Много раз они встречали судно «Белый медведь», идущее то на север, то на юг. Они даже завели привычку подниматься на борт судна, чтобы перекинуться парой фраз с Анеттой. За лето она набралась опыта и стала более уверенной в себе. Больше её туристы не нарушали покоя голландских могил на острове Амстердам.

Впрочем, туристическое судно не часто заходило на Птичий мыс. Полиция на всякий случай держала кладбище закрытым для посещений. В середине сентября выпал первый снег. Внезапно и удивительно, как это обычно бывает из года в год. Сезон полевой работы подходил к концу.

Кнут и Турбьёрн работали в Ню-Олесунне, промывая, просушивая и развешивая оборудование перед тем, как его упаковать и оставить на зиму в домике для полевых инспекторов, которые приедут следующим летом.

В те выходные местные жители устроили прощальную вечеринку в «Кингс Бей» для сотрудников, отработавших два года. Кнут напился и начал оскорблять тех немногочисленных научных сотрудников, кто ещё не разъехался. Он осыпал их грубостями и всячески пытался преуменьшить значение выполняемой ими работы. Турбьёрн ужасно расчувствовался и без конца требовал поставить одну и ту же композицию из сборника романтических песен «Greatest Love Themes».