Моника Кристенсен - Голландская могила

Когда губернатор попал наконец в палату, из него потоком хлынули слова. Он осыпал себя упрёками за то, что разрешил Кнуту в одиночку поехать в Ню-Олесунн, и радовался, что Кнуту удалось выжить. И – о, чудо! Он не только спас собственную жизнь, но и обнаружил тело. Как он вообще его нашёл?

В палате стало тихо. Губернатор Берг пристально смотрел на Кнута, а тот изо всех сил пытался хоть что-то вспомнить.

– Впрочем, делу это не помогло, – проговорил наконец Берг, – криминальная полиция зашла в тупик. Они уже осмотрели всё, что могли, но ни тело, ни одежда зацепок не дали. И конечно же, на новом месте преступления никаких следов не обнаружили. После того как в ледяной колодец сбросили тело, снег там то шёл, то таял – что поделаешь, таков уж ледник. Представители криминальной полиции накануне отбыли в Осло, а дело закрыли уже во второй раз.

В глазах у Кнута потемнело, и он стиснул зубы, чтобы справиться с накатывающей волной тошноты.

– Я ничего не помню, – выдавил он, – и почему поехал именно там, тоже не знаю…

– Ладно, забудь. Отдыхай и поправляйся. Может, тебе взять отпуск и съездить на материк? Тебе тут Турбьёрн Стурлиен почти каждый день названивал. Может, ты бы…

Кнут закрыл глаза.

От имени всех остальных губернатор ещё раз порадовался, что Кнут выжил, а ещё передал привет от того инспектора британской полиции, который приезжал летом на Шпицберген, и приветы от всех известных и неизвестных ему людей, и даже от семьи убитого. Разве Кнуту не передали?

– Они были чрезмерно благодарны, – сказал губернатор.

Но Кнут уже и сам успел поговорить по телефону с Хеленой Йоост.

Шли дни. Кнут постепенно выздоравливал. С каждым днём он вспоминал всё больше и больше. По вечерам, когда все посетители расходились и в палате становилось тихо, Кнут погружался в свои мысли. Его мучала какая-то тревога, и он чувствовал, что дело не терпит отлагательств, вот только не понимал почему. Единственный, кто разделял его интерес к этому делу, был Себастьян Роуз. Они звонили друг другу почти каждый день и разговаривали часами. О телефонных счетах Кнут старался не думать.

– А может, нам стоит забыть на время о мотивах? И о взаимосвязях тоже. А что, если для начала подумать о поводе? Кто мог остаться незамеченным на Птичьем мысу тогда, в середине марта?

Кнут задумался. Подобные расследования лучше всего проводят следователи криминальной полиции – они могли установить местонахождение каждого жителя Шпицбергена.

– А что, если собрать все сведения, которые у нас есть? Информации не очень много, поэтому это не сложно.

Инспектор Роуз переключил телефон в Корнуолле на громкую связь, чтобы Эмма тоже слышала, о чём говорит Кнут. Где-то вдалеке Кнут услышал её голос.

– Эмма говорит, что мы не правы, если считаем, будто голову отрезали, чтобы личность убитого было невозможно установить. Когда Мартен Йоост приехал в марте на Шпицберген, он никого там не знал. Эмма говорит, что благодаря телу мы теперь узнали кое-что новое. Чего прежде не знали.

Кнут слышал, как голос Эммы стал более настойчивым, а потом инспектор Роуз рассмеялся.

– Эмма говорит, что по трупу невозможно определить причину смерти. И ещё сердится – я ведь сказал, что если отрезать голову, то обычному человеку этого достаточно, чтобы умереть. И она спрашивает, понимаешь ли ты, о чём она. Может, тело расчленили именно для того, чтобы скрыть истинную причину смерти?

Да, Кнут прекрасно всё понимал. Это дело приобретало новый оборот.

На следующий день они обсуждали вероятность того, что убийца по-прежнему находится на Шпицбергене. В этом Кнут сомневался, полагая, что хранить такую страшную тайну и скрывать убийство от семьи и друзей не под силу никому.

– А вдруг он совершенно спокойно разгуливает по окрестностям, а совесть его вообще не мучает? – возразил Себастьян Роуз. – Уж поверь моему печальному опыту – убийцы, которых не удалось поймать, в повседневной жизни даже и не вспоминают о преступлениях. Кроме того, со временем они вообще начинают думать, что преступление произошло вовсе не по их вине. И очень часто они считают, что сама жертва и виновата, и постоянно придумывают всё новые оправдания. Ты даже не представляешь, сколько самооправданий я слышал от самых жестоких убийц.

Кнуту вдруг стало не по себе. Слова инспектора заставили его кое-что вспомнить.

К началу декабря Кнут пролежал в больнице уже больше двух недель, и врачу пришлось признать, что пора бы его уже выписывать, однако он настоял на том, чтобы на следующее утро в последний раз осмотреть обмороженные пальцы рук и ног. Кнут уже давно вставал с кровати и самостоятельно передвигался, пальцы по-прежнему сильно болели.

Кнут сложил вещи и поставил сумку на пол у двери палаты. Он согласился провести в больнице ещё одну ночь, а на следующее утро вернуться домой. После обеда он, как обычно, сидел у больничного окна, обдумывая связанные с убийством факты.

Он попытался следовать логике инспектора Роуза. Кто-то убил Мартена Йооста. Вероятно, убийство произошло вдалеке от Лонгиера. Возможно, неподалёку от Птичьего мыса. Кто-то спрятал голову в голландской могиле и забыл на месте обломок ножа с широким лезвием. Кто-то перевёз тело на Кронебреен и столкнул его в расщелину. Наверняка это сделал тот самый человек, который проезжал на снегоходе мимо Ню-Олесунна и которого видели механик и плотник.

– Зачем – пока не важно! – Кнут разозлился на себя. Почему же он так медленно соображает! Так, забудь про все нестыковки и абсурдность ситуации. Этому наверняка существует какое-нибудь объяснение, но сейчас я его искать не буду. Сделаю так, как посоветовал Роуз, и подумаю, кто мог это совершить, а кто совершенно точно не мог.

Инспектор Роуз несколько раз упомянул об одной маленькой детали. После того как на Птичьем мысу побывали туристы с «Белого медведя», забрать из могилы обломок ножа мог только убийца. Но до этого полицейские уже успели сфотографировать содержимое гроба.

Кнут зашёл в комнату отдыха. Он пробрался мимо пациента с аппендицитом, сидящего перед телевизором, и взял ручку и блокнот.

Когда Кнут вернулся в палату, у него страшно разболелись ноги. Опустившись на стул, он принялся составлять списки имён, записывая разные детали, которые приходили ему на ум и в которых он был абсолютно уверен. Поначалу списки получались довольно короткими, но постепенно он заставлял себя вписывать даже самые невероятные варианты, которые, несмотря ни на что, следовало иметь в виду. Во всяком случае, именно так обычно делали следователи криминальной полиции.

Он дошёл даже до того, что в списки подозреваемых вписал Турбьёрна, самого себя, директора «Кингс Бей» и Хьелля Лоде. Единственной, кого у него не поднялась рука вписать, была Анна Лиза Исаксен. Кнут улыбнулся. Уж она-то наверняка забыла бы на месте преступления очки.