Наталья Александрова - Кресло на чердаке [litres]

Надежда Николаевна выглянула в коридор, чтобы проверить номер палаты на двери. Номер был тот же самый, что и прошлый раз, шестнадцатый.

Куда же делась Александра Павловна? Не могли ее выписать, она еще не в том состоянии! Наверно, на операцию забрали. В коридоре, как назло, не было ни души.

Надежда снова вошла в палату и спросила похожую на ворону брюнетку:

– Где ваша соседка?

Женщина посмотрела на Надежду с ненавистью и громко, хрипло закашлялась, став еще больше похожа на ворону.

Надежда испуганно отшатнулась и обратилась с тем же вопросом к девушке с плеером. Та никак не реагировала на ее слова – просто их не слышала из-за музыки. Надежда повторила свой вопрос – не слишком громко, чтобы не разбудить спящую, но на этот раз сопроводила его красноречивыми, выразительными жестами. Девица столь же красноречиво пожала плечами – ничего не знаю, никому не мешаю, и вы оставьте меня в покое.

Отчаявшись получить ответ, Надежда вышла из палаты и вернулась на сестринский пост. На спинке стула висел белый халат, давая понять, что его хозяйка ненадолго вышла. Надежда завертела головой, чтобы понять, куда подевались все сестры.

В этот момент дверь отделения открылась, и на пороге появился крупный, немного сутуловатый мужчина с коротко стриженными, черными с проседью волосами.

Надежда вздрогнула. Этого мужчину прежде она не видела, но он был одет в плотную твидовую куртку горчичного цвета. Точно такого же цвета, как та нитка, которую Надежда нашла возле окна в заброшенном доме. Возле того самого окна, из которого было видно, куда Димыч прячет ключи Александры Павловны. В том самом заброшенном доме, рядом с которым нашли труп режиссера и сценариста Багровского…

«Только не паниковать! – мысленно сказала Надежда себе. – Мало ли на свете таких курток? Ну, пришел человек кого-то навестить… может быть, двоюродную сестру. Или тещу…»

Но тут же сама себе возразила: твидовые куртки мало кто носит, и горчичный цвет – не самый распространенный, не то что серый, черный или темно-синий, и такие совпадения, даже если они бывают, наводят на всякие неприятные размышления. А Надежда Николаевна очень не любила совпадений. Точнее, она в них не верила.

В следующую секунду она осознала, что юркнула за кадку с монстерой и присела там ни жива ни мертва.

Тем временем человек в горчичной куртке остановился возле поста, огляделся и, убедившись, что никого поблизости нет, вытащил из-под стекла на столе какой-то листок. Из своего укрытия Надежда не смогла разглядеть, что это за листок, зато рассмотрела рукав куртки, на котором была заметна затяжка на месте выдернутой нитки.

«Закрепить надо, – подумала Надежда машинально, – а то вот-вот дырка будет. Вот что значит – мужчина! Совсем вещи не бережет. Нет, мой муж не такой…»

«О чем я думаю? – тут же сменила первую мысль вторая. – При чем тут мой муж? При чем тут бережливое отношение к вещам? У него затяжка на рукаве – точно, это тот самый человек, который следил за домом Александры Павловны! А значит – тот самый, кто спрятал труп Багровского! А перед тем наверняка сам же его и убил! А теперь он пришел в больницу, где лежит Александра Павловна… Зачем, интересно? Что ему здесь понадобилось? Мама! Я, кажется, догадываюсь! И догадываюсь, что это за листок!»

По крайней мере, вторая ее догадка тут же подтвердилась. Из листка мужчина в горчичной куртке наверняка узнал, в какой палате лежит Александра Павловна Прохорова, потому что решительно зашагал по коридору и вошел в дверь той самой палаты.

Надежда ждала, когда он выйдет обратно, убедившись, что Александры Павловны там нет, но этого не происходило.

В это время дверь отделения снова открылась, и в коридоре показалась больничная каталка. Каталку везла молодая полненькая сестричка с круглыми доверчивыми глазами и глуповатым лицом. На каталке, укрытая тонким одеялом, лежала Александра Павловна. Глаза ее были закрыты. Должно быть, ее везли из операционной, и она еще не очнулась после наркоза.

Надежда молниеносно выскользнула из-за монстеры, сдернула со спинки стула белый халат и поспешно натянула его. Халат ей был безнадежно мал, так что пришлось его не застегивать. Надежда пошла навстречу сестре и, поравнявшись с ней, строгим начальственным голосом проговорила:

– Это кто – Прохорова?

– Да… – испуганно отозвалась сестричка, сверившись с табличкой на каталке.

– Куда вы ее везете?

– В шестнадцатую, – робко сообщила девушка, снова сверившись с табличкой.

– Клавдия Петровна распорядилась, чтобы в двадцатую.

– В двадцатую? – сестричка испуганно заморгала. – Двадцатая же мужская!

– Ах, ну да, в двадцать вторую. И вообще, почему эту каталку везешь ты? Должна ведь Виктория.

– Не знаю… – девушка чуть не плакала. – Я на практике… мне велели, я и везу!

– Ладно, я сама отвезу больную, а ты иди к Клавдии Петровне, у нее для тебя есть поручение.

Надежда Николаевна решительно схватила каталку и повезла ее по коридору. Девушка растерянно посмотрела ей вслед и чуть слышно проговорила:

– Знать бы еще, кто эта Клавдия Петровна!

Опасливо покосившись на дверь шестнадцатой палаты, Надежда быстро прошла мимо, подвезла каталку к палате с номером двадцать два и вкатила внутрь.

В палате стояли три кровати. На одной из них лежала монументальная старуха, две другие пустовали.

– Ты куда ее везешь? – проговорила старуха суровым угрожающим голосом.

– Сюда, – ответила Надежда по возможности твердо и подвезла каталку к одной из пустующих кроватей.

– Сюда нельзя! – рявкнула старуха.

– Это почему это? – не сдавалась Надежда.

– Потому что я так сказала! Вези ее обратно, или я всю вашу лавочку переверну кверху дном!

– Клавдия Петровна велела… – попыталась Надежда повторить удачно сработавший прием.

– Не знаю никакой Клавдии, а тем более Петровны! Я в этой палате была одна, одна и останусь, а если вы мне тут перечить будете, я своего племянника вызову! – И старуха с самым угрожающим видом вытащила из-под подушки мобильный телефон.

Тут в дверях палаты появилась медсестра средних лет с испуганным лицом, покрытом пятнами нервного румянца.

– Что здесь такое? – проговорила она вполголоса.

– Да вот эта кукла хочет ко мне кого-то подселить! – прогремела старуха.

– Сюда нельзя, – страдальческим голосом проговорила медсестра, обратившись к Надежде. – Сюда никак нельзя…

– Но поймите, – попыталась возразить Надежда. – Александра Павловна после операции, ей нельзя находиться в переполненной палате…

– Давайте выйдем в коридор, – остановила ее медсестра. – Вместе с ней… – она кивнула на каталку со спящей Александрой Павловной.

Едва они вышли из палаты, медсестра осведомилась: