Наталия Новохатская - Гобелен с пастушкой Катей. Книга 5. Бледный силуэт Луны

Две квартиры я знала по адресам: гуляли в тех краях с мамой или тетей Ритой, они показывали, что здесь жила тетя Герта, а вон туда они ходили поиграть с кузеном Руди — тот был страшный грубиян, вспомнить противно! Третья из квартир была мне известна не понаслышке и не вприглядку. Она и была самой вероятной для обнаружения ключей от клада, поскольку до октября 17-того года принадлежала деду Феликсу, а после всем известных событий ему пришлось уплотниться. Однако дед сделал это своими силами, не дожидаясь планового вселения чекистов и дворников. Пригласил пожить под своей крышей две солидные семьи, доктора Эппельбаума и инженера Юнга с чадами и домочадцами. Когда же дед Феликс почил в Бозе, не дождавшись эвакуации на Запад, соседи достались в наследство бабушке Глаше и маме с тетей Ритой. Многолюдным сообществом они долго населяли квартиру, с ними я водила близкое знакомство, когда в детстве длительно гостила у бабули Глаши. Можно сказать, что почти выросла в их плотном окружении, в той самой квартире. Ее-то, кстати, числю родным домом и часто вижу во сне.

Понятно, что самое близкое из знакомств у меня водилось с внучкой доктора Эппельбаума, Элей Добровольской. Она была годом старше и жила на Чистых Прудах постоянно, пока ее родители не получили отдельную квартиру где-то у чертей на куличках, на престижном тогда Юго-Западе. Между тем старшие Эппельбаумы остались на насиженном месте и жили на Чистых Прудах, даже когда семейство инженера Юнга незаметно рассосалось. Юнги (так мы их звали между собой) тоже были неплохие люди, но очень замкнутые. И вот, по прошествии множества лет, когда не стало бабы Глаши, оказалось, что Эппельбаумы-Добровольские осуществили блистательный квартирный обмен. Умопомрачительно сложными операциями они сменяли жилые площади таким манером, что квартира моих предков оказалась полностью в их владении. На данный момент в бывшей нашей квартире на Чистых Прудах проживала Эля Добровольская с мамой Зиной и тетей Лялей. Они, кстати, выросли вместе с моими мамой и тетей, так что я полагала их частичными родственницами. Обе овдовевшие старушки сестры коротали лето на даче, а хозяйкой нужной квартиры оказывалась Эля Добровольская, приятная ученая девушка, кандидат наук с дальнейшими видами на докторскую степень. С ней я планировала познакомить кузена Сережу, в видах придать возобновлению общения с Элей какой-то смысл и целесообразность.

А то с чего бы это, скажите на милость, мне вздумалось объявляться в поле зрения Эли, проситься к ней в гости, и там пялиться на мебель и убранство? Еще рыться в ящиках и на полках со старинными фолиантами на разных языках. После смерти деда Феликса баба Глаша выбросила вон, а доктор Эппельбаум подобрал с ее позволения целую библиотеку. Подумал, что потомкам может пригодиться. Вот я и придумала, что кузен заинтересовался дедовскими книгами и желает их посмотреть. Эля ничуть не возражала против нашего целевого визита, ей самой любое наследие предков было до лампочки. Ознакомленный с информацией о квартире, Эле и книгах, кузен Сережа сопротивлялся бурно, но недолго. Я уловила, что именно эта квартира влечет его в особенности и даже незнакомая Эля Добровольская не станет помехой, «…черт с нею, если не очень уж противная девка…»

Две остальные квартиры у нас почти освоились, это получилось неожиданно просто, благодаря тайному таланту кузена Сергея. Никто не мог предположить (а я менее всего), что наряду со странными особенностями манер и характера, кузен Сережа обладает уникальным даром. Но дело обстояло именно так, он и раньше удивлял меня ловкостью рук, но когда открылся главный талант, то я просто онемела. Вооружившись обычными ножницами, флакончиком краски и белой бумагой, Сережа мог за недолгий вечер превратить любую заштатную комнатушку в настоящий чертог фей. Разумеется, если не соваться ему под руку с пожеланиями, а предоставить полную свободу творчества. Как это у него получалось, я не знаю, мастер неизменно гнал меня вон, но результат превосходил самое богатое воображение.

В начале весны Сергей в порыве вдохновения отделал у нас детскую комнату в таком стиле, что все приходящие только ахали и охали. Проект назывался банально: «Четыре времени года», на каждой из стен изображался свой сезон. Особенно поражала зима. С темно-синего неба спускались резные снежинки всех размеров, из угла выдвигался фрагмент чудесной избушки со снежным сугробом на крыше, светилось розово-желтое окно с четко прорисованными филенчатыми рамами. Даже мне иногда хотелось попасть внутрь. Не говоря уже о мелком Мике, он мог любоваться часами, встраивал декорации в игры, страшно гордился своими картинками и водил гостей на экскурсии.

Увы, для меня Сергей стараться не стал, лишь изобразил на кухонном окне кружевную занавеску с фестончиками и отчего-то не мог смотреть на результат без омерзения. Был бы кузен Сергей другим человеком, то давно пустил бы талант в дело, и «новые русские» стояли в очереди на прием к декоратору. Но Сережа был самим собой, оттого уникальный дар оставался под спудом.

Однако, в две нужные квартиры мы проникли, используя зарытый талант кузена. (По основной професии, кстати, Сергей числился учителем географии, просто не знаю, как он преподавал в школе, и почему дети не съели его с кашей, такие учителя живут недолго.)

«Не надобен ли декоратор? Почти задаром, мастер умирает с голоду, посмотрите на образчики…» — цыганские тексты, лихо произносимые мною, открыли Сергею дорогу внутрь двух квартир. И кое-что он там тягомотно мастерил, долго и с отвращением, заодно и посматривал.

Однако к моей знакомой Элине Добровольской в бывшую родную квартиру прорваться таким образом было невозможно. Даже Сергей согласился с очевидным и склонился на светский визит к девушке Эле. Только поскрипел зубами, когда я предположила, что дальнейшее общение с хозяйкой он может осуществлять сам. Итак, визит к Эле Добровольской удачно запланировался на недалекое будущее. С ней у нас уже состоялся разговор, о чем я Сергею не сообщала из осторожности.

Уладивши все реальные и мнимые сложности, мы с кузеном вышли на волю, забрали Мику из сада и совершили прогулку по окрестностям, в рамках которой поужинали в «Русском бистро» к восторгу Мики и к явному неодобрению Сергея. Ему бы пришлись по душе патриархальные радости — ужин из трех блюд с домашними соленьями, компотом и хлопотами хозяйки вокруг стола. Далее мы проводили Сергея по зеленой дорожке до метро, а сами направились на стадион, поджидать большого собачьего сбора, к чему кузен Сережа отнюдь не стремился, поскольку собак он сызмальства опасался, ожидая от них коварства и агрессии.