Наталия Новохатская - Гобелен с пастушкой Катей. Книга 5. Бледный силуэт Луны

На прощанье Сергей в сотый раз уточнил время и место завтрашнего сбора, заверил, что будет ждать у ограды и сдержанно попросил не опаздывать. Я пообещала, но заметила, что мой маршрут сложен, и неожиданности отнюдь не исключены. И как это случалось непременно, кузен Сергей удалился в унынии и досаде, иных способов прощания он не признавал, такова была натура. Если ему не удавалось обидеться, то Сергей просто терял покой и находился в смущении, пока не отыскивал способа отравить себе существование.

Так вот, в тишине и различных пустяках, настал вечер знаменательного дня, тихо и плавно уходил в вечность период безмятежного житья, но я о том не подозревала. Гуляла по стадиону в собачьей стае, укладывала мелкого в кроватку, читала ему книжку на ночь, затем меряла шубу и суетно вертелась в ней перед зеркалом.

Знать я не знала, ведать не ведала, что обернувшись в белоснежную шкуру с огненными пятнами, я развела огонь под ведьминым котлом, вследствие чего мой паровоз летит на всех парах прямым ходом к ужасающей катастрофе! Однако все по порядку…

(в которой все, что можно, свивается в тугую спираль, уходящую в бесконечность — к полнейшей моей досаде. Но ничего выкинуть нельзя. Или же, если откинуть правила и вкус, то можно обозначить содержание одним вульгарным словосочетанием, а именно — «Гроб с музыкой»)

Поутру мы с Микой проснулись с большим опозданием в детский садик. Будильник или, как ребенок говорит — «гудильник», не сработал, или мы его не заводили. Посему я совершила ритуал сбора мелкого в сад в большой спешке, чтобы избежать нареканий воспитательницы Инны Казимировны. Мика ее очень уважал, поэтому приходилось с ней считаться.

Свершивши затем утреннюю пробежку рысью по пустому стадиону, я вернулась домой, приняла душ и стала собирать мысли к предстоящему собеседованию с развратным, но влиятельным Павлом Петровичем. Наученная годами полезного опыта, я собирала духовные ресурсы не просто так, а в сочетании с процессом одевания, оно получалось успешнее, мысли приходили вместе с имиджем и уточнялись заодно с ним.

Я и ранее подозревала, а покидавши тряпки одну за другой, с досадою убедилась, что для целевого визита к бывшему супругу подходит одна лишь «гробовая змея». Такая у меня имелась форма одежды, костюм с сумочкой из элитного магазина, расположенного в богатом городе Цюрихе. Ансамбль сложился незаметным образом с активной помощью тетушки Марты. Старушка как-то раз свезла меня в Цюрих и затащила в солидный дорогой бутик, чтобы приодеть к возвращению на родную почву. В лавке на распродажной вешалке нашелся наряд для ранней осени и поздней весны, заявленный с большой скидкой, чему мы с тетушкой очень обрадовались. Она по природной немецкой бережливости, а я потому, что не хотела провоцировать конфликт бережливости и родственных чувств в душе у тети. Старушка и так проявила максимум гостеприимства и щедрости.

Обоюдная радость взмыла с такою силой, что мы обе не разглядели расцветку костюма, приняли за цвет маренго, то есть исчерна-серый. Далее к ансамблю «маренго» тетушка подобрала сумку по своему вкусу. Мы оплатили удачную покупку, вышли на улицу и даже не оглянулись. Очень зря… Потому что назывался магазин очень своеобразно, конкретно же — «Гроб». Понятно, что означено было латинскими буквами, но мне от того легче не стало. Это когда я при полном дневном свете любовалась сумкой и выявила красиво вытисненное слово «Гроб». Тетушку Марту я не стала смущать печальными знамениями, тем более, что ее русский язык позволил не заметить ляпсуса. Но это оказалось отнюдь не все. Развернув и примеряя костюм, я вскоре обнаружила (кроме пришитого ярлыка с тем же «Гробом»), что расцветка оказалась сложнее, чем я полагала. На черном фоне явственно проглядывался модный светло-змеиный узор. Комплект сложился и получил имя, так в моем гардеробе угнездилась «Гробовая змея». На самые серьезные случаи жизни, включая официоз и даже (не дай Бог!) похороны.

И вот в погожее летнее утро случай «Гробовой змеи» подошел вплотную, она вполне годилась, чтобы подчеркнуть серьезность моих намерений и ситуации в целом. «Шипя, между тем выползала…» ее далекая предшественница на встречу с вещим Олегом, причем непосредственной из «мертвой главы». Я, между прочим, собиралась сделать практически то же самое. Обвиваться черной лентой вокруг личной жизни бывшего мужа, причем без особых церемоний.

Расфрантившись в упомянутом стиле, я вышла из дому и сделала крюк, обошла детский сад стороной, чтобы не попасть на глаза Мике в имидже «гробовой змеи». Еще и юбка у неё оказалась непозволительно короткой. Потом в метро тяжкое впечатление сгладилось, но вновь возникло на Ордынке, когда я влекла означенный имидж по солнцепеку мимо приятных старинных особнячков.

Долго ли коротко я шествовала почти в трауре, но и «Самой нежной любви наступает конец, бесконечной тоски обрывается пряжа…», как шептал Вертинский в романсе, и я дошествовалась до провала между домами, откуда отчетливо просмотрелись ворота Пашиного особняка. «Что мне делать с тобою? С собой наконец?» — в темпе докрутился Александр Вертинский и заглох на неактуальном третьем вопросе. — «Где тебя отыскать, дорогая пропажа?» Я вздохнула и тронулась исполнять обещанное, и как сильно мне не хотелось, знала одна лишь «Гр(ажданка) Змея» как особа, приближенная к телу!

Несмотря на смущение чувств, мы с нею приблизились к зданию особняка и стали как лист перед травою в виду плотно закрытой полированной двери. Посоветовавшись и оглядевшись, мы вздохнули и ткнули пальцем в надобную коробочку с кнопкой. И чем ближе к цели, тем более «змеино» я себя ощущала, невзирая на праздные мысли о женской солидарности. Из приклеенной к стене коробочки между тем раздался перезвон, а когда он отыгрался, искаженный голос спросил, кого сюда Бог принес и зачем. (Понятно, что иными словами.)

— К Павлу Петровичу Екатерина Малышева, — призналась я невидному собеседнику, но все равно уйти хотелось со страшной силой.

— Входите, открываю, — прошипел голос, и я ухитрилась признать, кто это со мной говорит. Интонация тут же припомнилась, и непонятная грусть овладела мною, скорее всего ностальгического характера.

— Давно вас не видела, уже и не ожидала, — сказала верно признанная тетенька, когда я вошла в открывшуюся дверь и предстала перед нею при полном параде.

К большому стыду имя и отчество встречающей напрочь улетучивались из памяти раз за разом, вместо них вечно возникала неловкость. Тетенька с утерянным именем служила здесь испокон веков, наверное, наверное, еще до самого Паши или до его директорства. Я узрела ее впервые много лет тому назад, когда она, элегантная сухопарая дама зрелых лет, управляла делами и отдавала распоряжения персоналу. А ныне одно печальное «sis transit gloria mundi” приходило в голову, потом переводилось примерно так…