Анна Князева - Убийство в декорациях Чехова [litres]

– Товарищ следователь, – сбивчиво заговорил офицер. – Я на минуту отошел. Она – в туалет, а я – покурить.

– Что случилось?! Говори!

– Чуть отошел, закурить не успел, слышу – кричит! Я туда! Смотрю, у туалета какое-то чучело удавкой душит Костюкову. Я – к ним. На бегу вытащил пистолет и – один предупредительный в воздух! Мне ж до них добежать еще надо, а он ее душит!

– Ну?! – крикнул Митрошников.

– Костюкова упала, а этот, в белом балахоне, бегом в хранилище декораций! Я – за ним. Тут на меня эта халабуда свалилась, нога сразу – хрясь, дернуться не могу. Смотрю, а этот гад к лестнице уже подбегает. Ну, думаю, уйдет! Хорошо пистолет был в руке. Короче, пальнул вторым выстрелом ему по ногам.

– Ты, братец, в своем уме?! – строго спросил Митрошников. – С какого перепугу взялся палить?!

– Так ведь не догнал бы…

Следователь кивнул на лежавшего у лестницы человека:

– Кто это?

Васильев приподнялся на локте и пригляделся:

– Вроде как привидение. Белый балахон, пятно какое-то на груди…

– Бред. – Митрошников подошел к человеку и приподнял белое одеяние, залитое кровью. – По ногам, говоришь, стрелял?

– По ногам! Честное слово!

– Посмотрим, что это за чудо…

Лионелла опасливо приблизилась к ним и прижалась к стене.

– Геннадий Иванович, будьте осторожны!

Митрошников стащил с человека балахон, и Лионелла непроизвольно вскрикнула:

– Боже мой!

– Гражданка Колесниченко, собственной персоной, – прокомментировал следователь. – Здравствуйте!

Колесниченко приоткрыла глаза и скривилась от боли:

– Мне нужно в больницу, в меня стреляли…

– Зачем в балахон вырядились?

– Мое личное дело! – огрызнулась она. – Больно! В «Скорую» позвоните!

– Артистке Костюковой тоже теперь больно. Зачем вы ее душили?

– Прошу, позовите врача!

– Вы не ответили на вопрос.

– Сама во всем виновата… – Тамара закрыла глаза, ее лицо исказила гримаса страдания. – Пожалела Костюкову, предупредила, чтоб не приходила, все-таки мать двоих детей… Сама идиотка…

– Хотели убить Кропоткину?

– Мне было все равно, кто разобьется, только бы насмерть.

– Вы сумасшедшая.

– А вы как хотели?! – закричала Колесниченко. – Меня лишили сцены! Отобрали работу! Жизнь мою сломали! Я имею полное право сломать жизни им! Магита – под суд, а эту тварь толстозадую – в поломойки! Смерть Кропоткиной – месть этим тварям!

– Возможно, вы хотели отомстить за гибель подруги? – вежливо подсказала Лионелла.

– Я мстила за себя. – Скривившись от боли, Тамара попросила: – Да позвоните же вы в «Скорую»!

Митрошников приказал:

– «Скорую» вызывайте!

– Уже вызвали Костюковой и вашему офицеру, – испуганно ответил Виктор Харитонович Магит.

– Еще одну вызывайте, – сказал следователь. – Неправильно, если их повезут в больницу в одной машине.

Войдя за Митрошниковым в директорский кабинет, Лионелла увидела заплаканную кассиршу Сироткину.

– Не плачьте! – сказал Митрошников. – Ваша сестра жива. Ее увезли в больницу.

– Что же она наделала… – всхлипнула женщина. – Что наделала!

– О себе теперь беспокойтесь. У вас двое детей!

– При чем же здесь я? – Сироткина вдруг притихла.

– Вы – соучастница убийства.

– Помилуй меня господи! Сестра попросила, я позвонила. Разве звонить по телефону – преступление?

Митрошников сел за стол, Лионелла тихонько опустилась на стул возле двери.

– Рассказывайте! – приказал следователь. – О чем вас просила сестра и какие просьбы вы выполняли.

– Тамара попросила позвонить какой-то актрисе, представиться секретаршей и передать распоряжение этого… – Сироткина замялась, вспоминая.

– Магита, – подсказал ей Митрошников. – Звонили Кропоткиной?

– Кажется, ее звали Карина.

– Кропоткиной, – подтвердил он. – Что конкретно ей говорили?

– Сказала, что ее вызывают на замену заболевшей артистки.

– Ваша сестра объяснила, зачем ей это нужно?

– Сказала, что шутка. В артистической среде часто практикуются розыгрыши.

– С этим все ясно.

– Второй звонок был случайным…

– Объясните.

– Тамара приехала ко мне на обед. Я приготовила борщ, котлеты…

– Это опустим, – остановил ее следователь.

– Сидим, обедаем… А у меня включено радио: бу-бу-бу… бу-бу-бу… Вроде как интервью. Тамара мне говорит: звони! И сует телефон.

– На радио позвонили?

– Да.

– В прямой эфир?

– Сама себя слышала, вроде как эхом.

– Что говорили? Помните?

– Тамара подсказывала, я уж забыла.

– Тоже шутили?

– Тамара любит пошутить. – Сироткина улыбнулась сквозь слезы. – Частенько рассказывала: натянет на себя белый балахон, спрячется в карете, где декорации, а сама через окошко посматривает, кто мимо пойдет. Выскочит, помаячит возле декораций. Ну и все, конечно, пугаются. Смешно рассказывала…

– Зачем она это делала? – жестко спросил Митрошников. – Больная на голову?

– Тамара говорила, что в артистической среде частенько так шутят.

– Как по мне, так шуткой тут и не пахнет. Она скорее запугивала своих коллег, нагоняла на них страху.

– Вы так считаете? – Сироткина махнула рукой. – Да нет же! Тамара всегда была хорошей актрисой, ею и осталась. Всю жизнь что-то играла.

– И доигралась, – тяжело обронил следователь.

– Ей грозит срок? – Сироткина залилась слезами.

– Хватит плакать! Сейчас будем составлять протокол. – Митрошников огляделся и, увидев Лионеллу, прикрикнул: – Вы что здесь делаете?!

– А что? – невинно поинтересовалась Лионелла.

– Попрошу выйти из кабинета! На этом ваша миссия закончена.

Она поднялась со стула, прошла к двери и обернулась:

– А где же спасибо?

Митрошников тоже встал:

– От имени руководства объявляю вам благодарность!

Лионелла ничего не соображала, а только смотрела на свое отражение в зеркале и улыбалась. В ушах все еще звучали аплодисменты и крики «браво». Премьера состоялась, ее восторженно принял зритель, и это был настоящий успех. На поклон выходили двенадцать раз. Лионелла стояла на авансцене, в нее швыряли цветами, и она испытывала опьяняющее чувство восторга.

Лионелла сняла шляпку и надела ее на деревянную болванку, стоящую на туалетном столике.

В дверь постучали, она сказала:

– Войдите!

В гримерку ворвался Магит и бросился к ней:

– Дорогая! Вы – гениальная актриса!

– А вы – гениальный режиссер, – со всей необходимой в таких случаях любезностью ответила Лионелла.

– Поздравляю с премьерой! – Виктор Харитонович поставил на столик два бокала и налил в них шампанского:

– За премьеру! За наш успех!

Они выпили, и в дверь снова постучали.

– Входите! – сказал Магит.