Наталия Антонова - Смерть в начале весны

– Ладно, не хотите посланий, получайте подарки. – И он поставил перед ними пакеты.

– Какой большой! – обрадовалась Люся. – И тяжёлый!

Она нетерпеливо растеребила упаковку и достала свой подарок.

– Что это? – изумилась она.

– Насколько я понимаю, – фыркнула Мирослава, – это бюст Клары Цеткин, а у меня соответственно, – проговорила она, рассматривая свой подарок, – бюст Розы Люксембург.

– Вот так подарок! – скривилась Люся. – Ты ничего лучше не мог придумать?! Мне что им теперь, орехи колоть?

Шура напустил на лицо мрачность.

– А по-моему, оригинально, – заступилась за друга Мирослава.

– Может, это, конечно, оригинально, – не сдавалась Люся, – но где праздничный стол?! Одни гвоздики красные! Прямо как приглашение на корриду!

– Много ты понимаешь! – обиделся Шура. – А стол накрыт в гостиной, – это по его части. – Он кивнул на молча наблюдавшего за представлением Мориса.

Мирослава поднялась с дивана, на который только что опустилась, и сказала:

– Морис, уже можно в гостиную?

– Да, конечно, – отозвался он.

Гостиную Миндаугас украсил мимозами, зная, что их любит Мирослава. На столе была красиво расставлена посуда, бутылки с шампанским, фрукты в вазах, закуски и свечи. Люся довольно улыбнулась.

– Я не буду много говорить, – сказал Морис, – просто дорогие Мирослава и Людмила! Поздравляю вас с прекрасным праздником весны! И пусть исполнятся ваши желания и мечты. Разрешите преподнести вам по случаю праздника подарки, – он поставил перед каждой по красивой плетёной корзиночке и обратился к Шуре: – Пойдём на кухню, поможешь мне принести горячее.

– Опять эксплуатация человека человеком, – проворчал Шура и поплёлся за Миндаугасом.

Люся обнаружила в своей корзинке, кроме большой коробки дорогих конфет и ликёра, который она обожала, длинные бусы, браслет и серьги из янтаря, от которых пришла в полный восторг.

Мирослава же, которая не носила украшений, извлекла из нежно пахнущих глубин своей корзины кошечку в древнеегипетском стиле, выточенную из янтаря, и красивую бабочку, которую можно было прицепить хоть на волосы, хоть на штору.

Свою коробку шоколада она сразу открыла и поставила на стол. Когда парни вернулись с кухни, Волгина ласково гладила кошку и, улыбнувшись, сказала:

– Спасибо тебе, Морис, я очарована ею.

Люся же вскочила со стула и бросилась Морису на шею, громко визжа. Шура с довольной улыбкой наблюдал, как Миндаугас пытается освободиться от её объятий.

– Между прочим, сюси-муси тут ни при чём, – заметил Шура насмешливо, рассматривая дары Мориса, так понравившиеся девушкам. – Это революционный праздник! – известил он. – Так 8 марта 1857 года членами профсоюзов впервые стали женщины. И сразу же они потребовали предоставления им избирательного права.

И тогда же, 8 марта 1857 года, в Нью-Йорке впервые прошёл крупный марш протеста, во время которого работницы текстильной промышленности протестовали против низкой заработной платы, невыносимых условий труда и десятичасового рабочего дня. Но только в 1910 году женские митинги и протесты прокатились по всему миру.

В этом же году в Копенгагене на II Международной конференции женщин-социалисток Клара Цеткин предложила праздновать Международный женский день 8 марта, это было призывом к женщинам всего мира включиться в борьбу за свои права.

И между прочим, ООН в 1977 году официально признала праздник и провозгласила 8 марта днём борьбы за женские права – Международным. Так что праздник это революционный и отмечать его надо по-пролетарски.

– Уплетая буржуйские закуски, – хмыкнула Люся.

– Буржуйские, не буржуйские, но ем я их с чувством солидарности с трудящимися женщинами, – проговорил Наполеонов важно.

– Молодец! – похвалила Мирослава.

– А я думаю, что изначально праздник Восьмое марта был именно праздником любви и уюта, – тихо сказал Морис.

– Аргументируй! – горячо воскликнул Шура.

– Пожалуйста, – пожал плечами Морис, – праздник существовал ещё в Древнем Вавилоне, когда люди поклонялись богине Иштар, день 8 марта был днём этой богини.

А как известно, богиня Иштар покровительствовала женщинам, плодородию и любви. Свой день 8 Марта был и в Древнем Риме. Он считался праздником свободнорождённых женщин.

Древнеримские матроны получали в этот день подарки от своих мужчин. После чего, надев на голову венки, они шли в храм Весты – богини, которая покровительствовала домашнему очагу.

– Домостройщик, – хмыкнул Шура.

– Ничего подобного! – возмутилась Людмила, уже надевшая на себя все украшения. – Это тебе, Шурик, только бы пахать на женщинах!

– Ага, на вас попашешь, – проговорил Шура, уплетая печёночный паштет, – на вас где сядешь, там и слезешь.

Мирослава вытащила из вазы веточку мимозы и уткнула в неё нос.

– Как я люблю мимозы, – вздохнула она.

– Между прочим, это никакая не мимоза, – фыркнул Наполеонов.

– Ага, – сказала Люся, – это одуванчики, ты, Шура, давно у окулиста был?

– Давно. Это акация серебристая.

– Нам всё равно, как эти веточки называются, главное, они очень милые и пахнут приятно.

– Люся! А давай ты у нас будешь мимозой! – оживился Шура.

– Какой ещё мимозой?!

– Стыдливой, например. Представляешь, если до неё дотронуться, она листики опускает.

– У меня нет листиков, – отмахнулась Люся.

– А ты будешь ресницы опускать.

– Щас! Только валенки 45-го размера сниму!

– У тебя же 38-й? – не понял Шура.

– Так для тебя специально растоптала.

– Нет в тебе ничего от тургеневской девушки, – вздохнул Наполеонов притворно и перевёл взгляд на Мирославу.

Та смотрела на него и улыбалась.

– Нет, – вздохнул он тяжело, – в тебе тоже никакой трепетности, если на кого и тянешь, то только на королеву амазонок.

– Геракла жалко! – Люся сделала вид, что смахивает непрошеную слезу.

– При чём тут Геракл? – не понял Шура.

– Как при чём? – всплеснула обеими руками Люся. – Если королевой амазонок будет Мирослава, то она разделает его под орех! И всё! Не дождётся мир от него больше никаких подвигов!

– Ну, знаешь ли! – возмутился Шура, глядя на ухмыляющуюся Люсю.

– Предлагаю перейти на более романтичные темы, – прервала их препирательства Мирослава и обратилась к Морису: – Сыграй, пожалуйста, что-нибудь.

Миндаугас не заставил себя упрашивать, сел за рояль и опустил пальцы на клавиши. Одно мгновение они были неподвижны, а потом взлетели, как две белые птицы! И снова опустились, и в тот же миг прекрасная мелодия заполнила собой всё вокруг.

Морис медленно открыл глаза… В комнате было светло от света луны, льющегося сквозь незакрытое окно. Он быстро вздохнул от удивления и приподнялся. Фигура Мирославы наклонилась над ним.