Ольга Гаврилина - Самый обычный день

– Все прочитали? Ничего нового не удалось вспомнить? – в помещение вошел замначальника полиции.

Атилио сжал запястье Патриции, посмотрел умоляюще.

Она не могла оторвать затылок от валика кресла.

– Нет, все было как обычно. Все записано правильно.

Голова тяжелела, наливалась свинцом.

– Тогда подписывайте, – вздохнул полицейский.

Атилио вставил ручку в вялые пальцы Патриции, помог отлепиться от спинки. Она медленно вывела свою фамилию.

– А вы вчера рано утром из Австрии приехали? – Начальник взглянул на Атилио и перевернул страницу. – Вот, здесь и время стоит. Все указано верно? Проверили?

– Да. – Атилио подписал протокол и поддержал жену, поднимающуюся из кресла.

Движения ее, всегда удивляющие притягательной гармонией, вдруг стали несуразными, угловатыми и напоминали передвижения заржавелого трансформера, казалось, что вот-вот раздастся скрип и треск падающих и ломающихся деталей и ее тело начнет разваливаться на части.

Полицейский, побоявшись, что ей станет совсем плохо, подскочил и с другой стороны подхватил за локоть. И так, натужно, еле переставляя ноги, Патриция в сопровождении мужа и замначальника полиции вышла из участка.

Когда замначальника вернулся в кабинет, за окнами почти стемнело. Он закрыл жалюзи, которые противно пискнули, но задвинулись полностью, не оставив щели, вернулся к столу, сел и включил запись. Он делал так всегда в сложных запутанных случаях, сначала просматривал видеозаписи допросов, пытаясь вникнуть в язык знаков тела и интонаций, уловить необычные жесты и нотки голоса, а потом перечитывал протоколы. Как правило, это помогало понять психологический тип допрашиваемого, разобраться в деталях, а иногда и выработать единую следственную линию. Но этот голос задавленной горем Патриции, иногда переходящий в измученный шепот, в глубь клокочущей отчаяньем материнской души, повторявший как заклинание: «Это был самый обыкновенный день, это был самый обыкновенный день», не имел ничего общего с обычным допросом. Что здесь можно найти, что услышать, что распознать? Если она сама вспомнила все свои перемещения и пересказала все по часам? И это действительно был самый обыкновенный день – встала, одела, умыла и покормила детей. Девочку отвезла в детский сад, а Андреа в школу. Вернулась домой, переделала домашние дела и поехала на кулинарные курсы, а оттуда в школу забрать сына. И все! Андреа из школы не вышел и, как оказалось, на занятиях не присутствовал. Следить за ними, когда она детей развозила, говорит, вроде никто не следил, а там кто их знает, могло ей в голову прийти проверять, кто за ней едет или идет?

А рюкзачок ребенка куда мог деваться? Рядом с телом ничего не нашли, а ведь в школу с книгами и тетрадками ходят. Где его Андреа оставил и почему? Рюкзак яркий, синий с желтым, Патриция сказала, с изображением медведя на большом кармане. Где он его потерял?

Полицейский забарабанил пальцами по столу – да и у криминалистов тоже проблемы с предварительным заключением, уже час тому назад должны были с рапортом прийти, а никого и близко нет. И действительно, тишина стояла в участке мертвая, как будто все уже по домам сидят, а на самом деле – все на работе, никого не отпускали. Замначальника прислушался. Где-то глухо хлопнула дверь, раздались быстрые шаги, и опять все стихло.

Значит, работают ребятки, шевелят мозгами, а не как обычно – в коридоре от народу не протолкнешься, а в комнате отдыха кофемашина тарахтит не переставая.

«Группу криминалистов прислали на помощь из соседнего округа, и все равно разобраться не могут! Журналисты понаехали со всей Италии, в городе машину воткнуть негде стало, у начальника участка вовремя сердце прихватило, в больнице отдыхает, а мне теперь за всех отдуваться, – зам начинал раздражаться, – наверняка из центра кто-нибудь из главных припрется по такому делу.

Ну ничего, ничего, во всем есть свои положительные стороны – если удастся по горячим следам убийцу поймать, шефу можно будет из больницы не возвращаться, даже несмотря на его связи, на пенсию ушлют. Давно она по нему плачет, ох давно!»

Он достал бумажный платок, вытер вспотевший лоб, провел рукой по совсем коротко остриженным волосам, – залысины увеличивались с каждым днем. Он расстроился, помассировал голову, открыл запись протокола отца мальчика. Смотрел внимательно, делая заметки по старинке, ручкой на отдельном листке.

Сразу выплыло несколько серьезных вопросов – как получилось, что Атилио за такое короткое время приехал из Австрии? Даже если он не ел и не спал, что можно предположить, учитывая состояние отца, у которого пропал сын, как он смог по приезде тут же включиться в поиски Андреа, не отдохнув ни минуты?

Полицейский проверил километраж от австрийского городка до Ваццы.

Да… Что-то не складывается – даже без единой остановки на тяжелой фуре невозможно добраться так быстро, особенно если учесть, что часть пути проходит по горным и проселочным дорогам.

И о чем это говорит? Что отец находился где-то близко? И что дальше? А что, если Атилио вернулся в Ваццо, убил ребенка и потом сделал вид, что приехал из Австрии. Надо уточнить, ребята проверяли его транспортные накладные?.. Он открыл один из отчетов – вот здесь все со слов Атилио, и непонятно, полицейские смотрели документы или нет. А границ-то сейчас никаких нет, так что и отметок о въезде в страну тоже нет. А сфотографировать бумаги как положено и приложить к отчету – этому их никто не учил, видимо.

Значит, пусть заново проконтролируют, – он сделал себе пометку, – не могла фура за такое время до места добраться. Какие-то пять – семь лет назад и в голову бы не пришло отца подозревать, а сейчас каких только случаев не бывает… Он опять промокнул лоб и только теперь заметил, что кондиционер не работает. Безрезультатно понажимал кнопки на пульте.

Сейчас уже некогда разбираться, а на завтра надо мастера вызвать. Он посмотрел на часы – да и это уже поздно.

В дверь постучали – на пороге стоял главный криминалист.

– Предварительное заключение готово!

«Я ничего не могла перепутать! Это именно тот номер!»

Лоле вдруг стало очень страшно – вытянутые тени грузовиков на серой брусчатке показались зловещими, морды фур, готовые смять и раздавить, угрожающе блестели круглыми фарами. И ей вдруг представилось, что пустые машины заводятся все одновременно и, громыхая и фыркая, двигаются на нее, как в давно виденном фильме ужасов. Она напряглась от воображаемого кошмара, всерьез ожидая звука тарахтящего мотора. Даже цикады прекратили свое стрекотание, а закрытые ворота добавляли чувства полностью замкнутого пространства, из которого невозможно выбраться.