Елизавета Бута - Давай ограбим банк

— Ты не поверишь, — бормочет он, пролистывая что-то в телефоне. — Ифти перечислили деньги на операцию.

— Я же говорила, — выдыхаю я. Улыбаюсь. Мы смотрим друг на друга и улыбаемся. — Это так… так здорово ощущать, что мы сделали что-то хорошее, — говорю я, спотыкаясь на слове «мы». Сделала не я, а он, я только камеру включила.

— Как тебе это в голову пришло? — спрашивает он.

— Просто подумала, что если правильно поставить камеру, видео будет впечатляющим, — говорю я. На самом деле я придумала это, чтобы отец узнал, что я еще жива. Что все в порядке. Насколько это вообще возможно. Но оказалось, что удалось помочь какому-то незнакомому мальчику. Я никогда не видела этого Ифти, но каждый достоин того, чтобы у него был такой брат, как Микки. У каждого должен быть человек, который готов на все ради него. Если бы так было, все были бы счастливы. Наверное, это самые глупые мысли в мире, но в этот момент я действительно так считаю.

У преступников тоже есть сердце.

Человек, ограбивший банк в пригороде Берлина примерно месяц назад, явил миру свое лицо. Им оказался двадцатипятилетний Микки Нокс. За считанные часы он стал звездой интернета. Его видео, в котором он признается в том, что совершил, и рассказывает про маленького мальчика Ифти, которому так нужны деньги на операцию, побило все рекорды просмотров. Он ограбил банк, убил двоих человек и взял в заложницы двадцатилетнюю Верену Вибек. Не знаю почему, но мир любит тебя, Микки Нокс! (www.tresh-tv.de).

— Я же говорила, тебя полюбят! — радуюсь я.

— Ага, только теперь все в лицо нас знают, — отвечает он.

Мы ищем новости об Ифти, читаем комментарии к видео, ищем на него ссылки. За несколько часов тысячи просмотров. Целые полотна текста с комментариями. Узнаём, что за это время Ифти захотели усыновить уже с десяток семей. И все это из-за нескольких минут видео. Это так здорово: сознавать, что можешь сделать что-то хорошее.

Еще долго разговариваем. Людей на этом открытом балконе все меньше. Небо становится сначала темно-фиолетовым, затем черным.

— О чем ты мечтал в детстве? — спрашиваю я.

— Ограбить банк мечтал, — хмыкает он.

— Ты не знаешь, что ответить, и отшучиваешься, — обижаюсь я.

— Нет, я правда всегда мечтал ограбить банк. Честное слово. Это же, я не знаю, стильно.

— Сумочка от Prada — это стильно, а ограбление банка — это противозаконно.

— Вот сумочку от Prada я никогда не хотел. Даже в детстве.

— Может, пойдем отсюда? — спрашиваю я.

Микки с минуту смотрит на балкон с людьми, а затем все-таки кивает. Он идет расплачиваться и просит подождать меня в коридоре. Я не пытаюсь сбежать. Мне становится не по себе оттого, что Микки сейчас нет рядом. Понимаю, что не смогу убежать. Не смогу даже с места сдвинуться без него. И ненавижу себя за это.

— Привет, у тебя все в порядке? — подходит ко мне чересчур худой парень в забавной шляпе, которая очень нелепо смотрится в сочетании с простыми джинсами и мешковатой футболкой. Потасканная такая дешевая шляпа из тех, что продают для детских праздников в магазинах «всё по одному доллару». Видимо, в Берлине тоже есть такие магазины.

— Да, все отлично, — говорю я.

— Не все здесь сброд и отбросы, — неожиданно говорит он.

— Ты подслушивал? — поражаюсь я.

— Да нет, я Микки знаю. Он примерно одно и то же всегда говорит. Но не все такие, — говорит он.

— Это хорошо, — киваю я. — Слушай, а как отсюда до города добраться? — интересуюсь я.

— Никак, — разводит он руками. — Вы разве не на машине приехали?

— На машине, — вклинивается в разговор Микки. Он подходит со спины парня в шляпе. Парень вздрагивает и отходит в сторону.

— Привет… Незаметно подошел, — нервно хихикает парень.

— У тебя ключи от салона с собой? — спрашивает Микки уже менее угрожающим тоном. Что за «салон», понятия не имею. Парень покорно лезет в карман и достает связку допотопных ключей. На одном колечке висит штук десять разномастных ключей и еще пара брелков. Замечаю, что руки у парня немного трясутся. Микки забирает у него всю связку и ловко снимает с нее самый старый ключ. Желтоватый, с резьбой по двум сторонам. Он возвращает кольцо с другими ключами, и парень благополучно исчезает в глубине бара. Так быстро, что кажется, его и не было никогда.

— Это Бруно, — поясняет Микки.

— Милый, — киваю я, провожая его взглядом.

— Ага. Художник. Зарабатывает на жизнь тем, что надувает шарики в торговом центре. Очень любит свою маму, недавно как раз навещал ее. Только ему вот не везет. Каждый раз, когда он решает зайти домой, мамы не оказывается на месте. Он берет деньги, которые находит в квартире, и уходит, — говорит он и подталкивает меня к лестнице.

— Странно не то, что он приходит, когда мамы нет, а то, что мама продолжает хранить деньги дома, — бормочу я.

— Видимо, она понимает, что если дома денег не будет, он перестанет приходить, — пожимает плечами Микки. — Ладно, пойдем отсюда, ты на ногах не держишься, — говорит он и приобнимает, вроде как калеку.

Слышится чей-то топот. Микки и я отходим, чтобы пропустить людей.

— Черт… — говорит кто-то. Поднимаю голову и вижу Ленца. Тот пятится назад, как будто у Микки монтировка в руках. Микки прижимает меня к себе и бесстрастно наблюдает за тем, как Ленц пятится вверх по лестнице. Мимо нас проходит компания пьяных студентов. Они обсуждают что-то по философии, так что точно студенты.

— Микки! Тебя тут по телевизору показывают, — окликает его бармен.

Поворачиваюсь и вижу на экране снимок Микки, который сменяется моей самой плохой фотографией: той, что делают при окончании школы, чтобы потом у твоих одноклассников был компромат. На снимке у меня черные короткие волосы и серые глаза, искусно увеличенные фотографом. Из-за этого эпичного фотоэффекта я напоминаю героиню японских мультфильмов аниме. Затем в кадре оказывается Ленц. Он что-то объясняет толпе репортеров.

— Нам пора, — говорит Микки.

Киваю, и мы бежим вниз по лестнице. Когда выходим на улицу, кажется, что все на нас смотрят. Микки идет спокойно и решительно. Я оборачиваюсь на парня, который сейчас показывает простенькое фаер-шоу. Смотрю на троих его зрителей. Они не обращают на нас никакого внимания. Подвыпившие студенты возле входа громко смеются над видеороликом, который смотрят по телефону. Им тоже до нас нет никакого дела.

— Верена? — раздается его голос. Непривычно слышать свое имя. Никто так не делает. В диалоге не используют имена. Я привыкла к своей фамилии, но имя свое я слышу только в «Старбаксе». Знаете, да, их фишку? Они у каждого спрашивают имя, чтобы кофе был особенным. Специально «Для Верены» и так далее.

— Что? — поднимаю я голову и смотрю на его подбородок.

— Ты со мной? — спрашивает он.