Павел Астахов - Жилье по обману

– А где?

– Подвинься! – я подтолкнула Натку в помещение, и почти сразу же за моей спиной пугающе грохнуло и проскрежетало. А потом погас свет.

В кромешной тьме мы не остались только потому, что не успели еще выключить фонарики в мобильных телефонах.

Я испуганно замерла.

– Эй, что за шутки! – Натка проворно обошла меня, грохнула в дверь кулаком, энергично попинала сплошной металл. – Открывай!

Я сделала робкий шажок в глубь узкого помещения, кажущегося теперь бесконечно длинным, и повозила вокруг слабым лучом телефонного фонарика:

– Тут никого нет.

– А где же следователь? – Натка обернулась и тоже посветила в углы. – Мы не туда пришли?

– Боюсь, что никакого следователя здесь нет и не было, – вздохнула я, начиная осознавать серьезность нашего положения. – Похоже, нас с тобой заманили в ловушку.

– Зачем? У меня и денег-то больше нет!

Я строго посмотрела на дурочку – жаль, в темноте она не могла разобрать выражение моего лица:

– При чем тут деньги? Из того, что у тебя еще можно отнять, осталась только жизнь.

Это прозвучало слишком зловеще, я вообще-то так не хотела: не улыбалось мне унимать очередную Наткину истерику. Ладно еще успокаивать ее в комфортных условиях собственной квартиры, где тепло, светло и есть хотя бы простейшие седативные средства, но будучи запертыми в темном холодном контейнере… Стоп, спокойно, не надо драматизировать, иначе истерика сейчас накроет и меня.

Попробуем мыслить спокойно и конструктивно:

– Что с дверью? Ее можно открыть изнутри?

– Разве что с динамитом. – Натка пытливо погрохотала у входа, потом выругалась и в голос заорала: – Выпустите нас! Откройте! А-а-а-а!

Спокойно не получалось.

– Это бессмысленно, – я поморщилась: эхо в пустом контейнере оглушало. – Думаю, этот гад уже ушел, а больше никого на стройке ночью нет, так что никто тебя не услышит.

Тут я сообразила, что при наличии исправных мобильных истошно голосить «Спасите-помогите!» нет никакой необходимости, и спешно выключила фонарик. Взглянула на дисплей и выругалась, как только что Натка:

– Здесь связи нет!

– Как это? – сестра тоже выключила подсветку. – Блин, точно! Связи нет вообще! Почему?!

Так, спокойно, только спокойно… И конструктивно, только конструктивно…

– Наверное, потому что вокруг высокие здания, а мы в металлическом контейнере, как в глухой коробке, – предположила я.

– В смысле, в глухой? – Натка снова включила фонарик и пошла по периметру помещения. – Хочешь сказать, сюда и воздух не проникает? То есть мы тут задохнемся?!

– Насчет воздуха не знаю, может, если ляжем на пороге, получится дышать через щелочки…

– Лежа на пороге, мы от холода загнемся, – резонно рассудила сестра. – Иди сюда, тут стулья есть. Мягкие. Как раз две шту…

Скрип, хруст, звук падения, снова ругань.

– Так, стул у нас всего один. Но еще можно сидеть на столе. На нем даже спать можно, если свернуться калачиком…

Я покачала головой, не понимая, чего больше в том, как Натка принялась осваиваться в нашей тюрьме, – мужества или, наоборот, трусости. Сестре вообще-то свойственно закрывать глаза на серьезность ситуации, страшась ответственности за случившееся и до последнего затягивая с разрубанием какого-нибудь гордиева узла…

– Тебе стул или стол? У меня есть антибактериальные салфетки, сейчас я протру эту клеенку, – Натка продолжала хлопотливо вить нам гнездышко.

Я прошла к ней, села на стул и выключила свой мобильник. В режиме работы фонариком он очень быстро разрядится…

– Ну вот! Жестковато, конечно, но сидеть на твердом полезно для ягодиц, – Натка кое-как устроилась на столе. – Теперь можно спокойно все обдумать и обсудить…

Она замолчала. В тишине я отчетливо услышала легкий частый стук. Насторожившись, я с минуту слушала его, пока не поняла, что это Натка трясется – стол под ней колченогий.

Тогда я встала со стула, тоже пересела на стол, обхватила руками дрожащую младшую сестру, и так, в обнимку, мы сидели, беззвучно плача и в потемках не видя слез друг друга, пока у меня не заледенели ноги в тонких колготках. Тогда я сняла шарфик и замотала в него свои ступни, а Натка почти нормальным голосом сказала:

– У меня у сумке есть шоколадный батончик, хочешь?

Мы съели этот ее батончик, не столько насытившись – есть вообще-то еще и не хотелось, я, когда сильно нервничаю, теряю аппетит, – сколько приободрившись.

– План такой. Будем шуметь изо всех сил, ночью в районе тихо, может, нас кто-то услышит, – предложила я. – Ты ори, у тебя хорошо получается, а я буду палкой колотить, очень кстати ты стул разломала… Пять минут шумим – полчаса отдыхаем и снова шумим. Стой! – Я удержала слезающую со стола сестру. – У меня есть ватные диски, надо бы нам уши заткнуть, а то сами себя оглушим…

Шумели мы старательно и долго. Натка осипла, а я размочалила в труху все четыре ножки разломанного стула и ссадила о ребристую стену один из своих кулаков. Железо, протестующе гудя, стояло насмерть. Казалось, мы должны были разбудить целый микрорайон, но даже если кто-то и проснулся от отголосков производимого нами шума, то поинтересоваться, в чем дело, не пришел.

– Это потому что сейчас ночь, – сказала я сестре и самой себе в утешение, забыв, что Натка меня не слышит – у нее вата в ушах. – Люди боятся соваться на стройку в темноте, а утром кто-нибудь обязательно придет, вот увидишь…

Сами-то мы увидеть уже ничего не могли – оба мобильника-фонарика, используемые поочередно, полностью разрядились. То ли от переживаний, то ли от усталости, то ли действительно от нехватки кислорода кружилась голова и звенело в ушах. Натка нашла в темноте мою руку и требовательно подергала за рукав, я вынула из ушей заглушки и услышала:

– Все, я выдохлась, надо поспать, а ты стучи еще, если можешь, мне это нисколько не помешает…

Пугающе сиплый голос отдалился: Натка ушла в другой конец контейнера, там, судя по грохоту и ругани, напоролась на стол, забралась на него и кое-как устроилась на ночлег.

Я придвинула свой стул поближе к двери, пристроила висок на холодное железо и принялась отстукивать морзянкой: три тире, три точки, три тире… Сигнал SOS. Может, слишком затейливо для нашей ситуации, зато эргономично – не нужно тратить много сил. Вообще-то тратить уже нечего…

Постучав какое-то время и в кромешной тьме полностью утратив представление о том, где я нахожусь и как долго тут пребываю, я сама не заметила как отключилась.

Пробуждение оказалось пугающим: в ухо бухнуло так, словно мне в висок из пушки выстрелили!

От неожиданности впору было заорать – я и заорала. Оказалось – правильно сделала, потому что снаружи тоже послышался крик, полностью матерный, но при этом радостный.