Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

— Это смотря какой мужчина, — подойдя, Розниекс с любопытством оглядел пучок волос, который Ваболе, ухватив пинцетом, держал под лупой. — У шофера Уступса, например, прелестная подружка, так что он причесывается поминутно, я это заметил. Волосы у него темные, длинные и вьются. Пуце тоже брюнет, и Виктор Зиедкалнс, бывший муж погибшей — тоже, насколько я знаю. Когда схватим виновного, экспертиза определит, его ли это волосы.

— Давно уже не слышал от вас столь очевидных истин, — съехидничал майор Ваболе. — Остается лишь обождать, пока мы его схватим. Однако внимания заслуживает и другое обстоятельство, а именно: здесь находился — или находилась — некурящий. Ни одного окурка или спички.

— Так выходит, — согласился Розниекс. — Курильщик, вырвавшись из опасной зоны, непременно закурил бы.

— Женщина — не обязательно, — возразил Кубулис. — Действия женщин в подобных ситуациях не всегда совпадают с требованиями логики, и это заставляет нас порой ошибаться в выводах.

«Похоже, что машина простояла здесь несколько часов. Преступник или преступники, если их было несколько, тоже, наверное, оставались тут, — размышлял Розниекс, остановившись посреди поляны. — Что бы я делал на их месте? Вряд ли оставался бы все время около машины. Надо ведь было приготовиться к тому, чтобы своевременно скрыться, если машину найдут, и не оставить в кабине никаких следов. Было сыро, промозгло. Где лучше укрыться: в кабине или в чаще леса?»

— Осмотрим лес вокруг поляны, — предложил он, — и дорогу, по которой машина въехала сюда.

— Ладно, — согласился Ваболе устало. — Только не думайте, что в ту собачью погоду кто-нибудь вылезал из кабины.

В лесу было тихо, воздух неподвижен, как перед грозой. Лишь под шагами людей шелестели сухие листья, похрустывал валежник. Словно заядлые грибники, всматривались они в каждую кочку, листок, кустик, стебелек…

Розниекс проснулся поздно. Приоткрыв один глаз, покосился в ту сторону, где следовало быть Инте. Подушка смята, одеяло отброшено, и место рядом с ним успело уже остыть.

Валдис сел, потянулся, огляделся. В комнате было прибрано. В полуоткрытое окно вливался свежий воздух, пахнувший осенними листьями. Приличная погода. А еще ночью, когда он возвращался домой, в городе была такая сырость и грязь, словно на него набросили мокрую тряпку.

Из кухни донеслись детские голоса.

— Имант, перестань шалить, ешь быстрее! — урезонивала детей Инта. — Не то получишь шлепки!

— Нашлепай его, мам, нашлепай! — это маленькая Алина. — Он заслужил!

Андрис, как всегда, помалкивал. Наверное, уже справился с завтраком и думал о чем-то своем.

Одна семья, но какие же они все разные!

Валдис вылез из постели, отворил окно до отказа, взял гантели.

— Папа встал, папа встал! — крикнул Имант, и вся компания ворвалась в комнату.

Теперь вместо гантелей служили Имант и Алина — подхватив их каждого одной рукой, Валдис поднял детишек к самому потолку. Андрис, поглядывая на отца, терпеливо ждал своей очереди.

Инта остановилась в дверях. Непослушная прядь волос выбилась из-под платочка, на лице виднелась блаженная улыбка, в глазах — нежность. Когда Валдис опустил детей, она подошла и прижалась к нему.

— Сегодня мы тебя на работу не пустим. Хватит. Всю субботу до поздней ночи работал. Сегодня воскресенье, и это наш день.

— Я и не собираюсь, — сказал Валдис. — Какие же у нас планы?

Инта прищурилась.

— Поход на осеннюю ярмарку. А потом — в кукольный театр.

Малыши запрыгали, захлопали в ладоши. Андрис с чувством превосходства заявил:

— А мне папа книжку купит. Он обещал.

— Купим и книжку, — и, проведя ладонью по волосам сына, Валдис направился в ванную.

Звонок у двери прозвенел коротко и требовательно. Валдис услыхал голос жены.

— Совести у тебя нет! — упрекнула она кого-то. — Чудовище, не человек!

— Я его только на часок похищу, — бодро пообещал Стабиньш.

Улдис приехал? Наверное, прямо со станции. Значит, привез что-то важное.

— Его я никуда не пущу, а тебя сейчас же спущу с лестницы, — полушутя, полусерьезно пообещала Инта.

Валдис растерся полотенцем и вышел в одних трусах.

— Проходи в комнату, раз уж пожаловал, — сказал он. — Вообще неприлично врываться в чужой дом в воскресенье. — Он усмехнулся. — Ну, что с тобой поделаешь…

— А мы? — упавшим голосом спросила Инта.

— Одевай детей, пусть погуляют во дворе, а нам с Улдисом дай чего-нибудь поесть. За завтраком наскоро поговорим. У него, наверное, и маковой росинки во рту не было.

— Совершенно! — согласился Улдис и, не дожидаясь особого приглашения, уселся за стол. — Но сначала расскажи, как выкручивался твой Уступс. Наверное, признался под конец? Да и куда ему, бедняге, было деваться. Значит, завтра сможем доложить, что преступление раскрыто, — и Стабиньш радостно потер руки.

— И оставить дело мне, чтобы я возился с ним в одиночку. Так, что ли? Нет, браток. Твоя светлая мечта еще не исполнилась. Говорить о раскрытии пока что рано.

— Почему рано? — пожал плечами Стабиньш. — Ты просто пессимист. Вот заключение экспертизы, — он вынул из портфеля несколько сколотых вместе голубых листков. — Вчера получили. И тут ясно сказано, что на машине обнаружены именно волосы погибшей, группа крови тоже совпадает. Да еще краска, отпечатки протекторов… Целая куча железных доказательств. Кстати, и масло, обнаруженное на месте столкновения, по консистенции соответствует маслу в машине Уступса. Все один к одному, как в банке.

— Доказательства действительно неопровержимы. Тут даже наш Кубулис дал бы санкцию на арест Уступса.

— Ты что же — не арестовал его? — лицо Стабиньша вытянулось.

— Как видишь — нет. Отпустил.

— Ты спятил! — присвистнул Стабиньш. — Сбежит, и мне придется искать его. Или придумает хитрую лазейку…

— Убежать он не убежит, — закончив одеваться, Розниекс сел за стол напротив Стабиньша. — Бежать не в его интересах, а алиби у него действительно есть, и от этого он не отступится. Слишком глубоко он увяз, чтобы позволить себе проиграть.

Улдис был так поражен, что невзирая на голод ничего не ел.

— Слушай! — попытался он спасти положение. — Давай возьмем этого типа, предъявим ему заключение экспертизы, и он сознается.

Валдис отрезал ломоть хлеба, намазал маслом, положил кусок сыра и стал жевать.

— А он и так сознался.

— Сознался? — воскликнул Улдис. — Чего ж еще? — он взмахнул рукой и чуть не опрокинул чашку с горячим кофе, только что налитым Интой.

— Его в Пиекрастес не было.

— Расскажи это кому-нибудь другому! Сознался — и не был? Что за ерунда? В чем же он сознался, если не виноват?

— Сознался, потому что я припер его к стене.