Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

«Зиедкалне не в курсе дела».

Снова пауза.

«Без Зиедкалне вы не могли провернуть эти операции», — усомнился Лубенс.

«Мне хватает одной продавщицы на отделение, — отрезала Зале. — Итак: сколько вы хотите за пленку? За негатив, не за копии, разумеется».

«Гм… Зиедкалне не в курсе дела? — Лубенс был разочарован. — Жаль. Она отнеслась к делу с таким интересом…»

«Вы показали ей снимки?!»

«Некоторые».

«Этого достаточно. Что вам было нужно от нее?» — в голосе Зале чувствовалась осторожность.

«Был один вопрос личного характера. Теперь это не актуально».

«И ваши векселя потеряли силу. Меня не сегодня-завтра арестуют. Вы начали не с того конца».

«Все еще поправимо».

«Каким образом?»

«Надо убрать Зиедкалне».

«Этого только не хватало! Лучше уж тюрьма».

«Да только ли тюрьма? Ваши масштабы, похоже, легко тянут на вышку», — с издевкой засмеялся Лубенс.

«На мокрое не пойду. Пускай расстреливают».

«Погодите, да почему именно вы? Любой шофер из тех, кто вам привозит левый товар, не откажется. Несчастный случай на дороге — пять, от силы шесть лет. Да и то, если еще поймают».

«Это все пьяницы, дураки и трусы. Стоит такому попасть — потянет всех остальных».

«Сколько заплатите за работу?»

«Я уже говорила».

«Ну что ж — тогда собирайте вещички и заодно напишите завещание».

Скрипнул стул. Пауза.

«А какие гарантии?» — хрипло выдавила Зале.

«Векселей не выдаю. Но сам заинтересован не влипнуть».

«Сколько вы хотите?» — спросила Зале нетерпеливо и взволнованно.

«Десять тысяч за пленку, десять за Зиедкалне. Из них пять заплачу сам за свою ошибку. С вас — пятнадцать», — хладнокровно объявил Лубенс.

«Двенадцать!»

«Не будем торговаться. Сделка для вас выгодна. Окупится за год».

Запись кончилась. Розниекс выключил магнитофон. Глаза Эдит сверкали, словно она только что посмотрела фильм ужасов и не могла еще вернуться к действительности. Лубенс поежился.

— Кто это записал? — спросил он негромко, чтобы скрыть дрожь в голосе.

Розниекс вынул из стола пачку «Риги», открыл, предложил присутствующим, закурил сам. Стабиньш удивленно поднял брови.

— Записала Зале, — ответил следователь, неумело выпустив дым. — Это был ее последний шанс, как говорят, последняя индульгенция — гарантия на случай, если вы решите утопить ее, чтобы вывернуться самим.

— Такие дела, — добавил Стабиньш. — После этого разговора Зале пыталась заставить Зиедкалне молчать, перетянуть ее на свою сторону, предотвратить убийство и сэкономить деньги. Тогда Зале предложила бы вам совсем другой вариант сделки: обменять пленку на ее ленту. Но Зиедкалне не поддалась и тем подписала себе смертный приговор. Наутро вы получили аванс, а окончательный расчет состоялся уже после убийства, в железнодорожном ресторане. Но, понятно, не в присутствии Пуце и Канцане. Вы меня там не заметили? Жаль. И здесь Зале оказалась умнее. Она взяла с собой Пуце, чтобы на всякий случай заприметил вас, и Канцане, чтобы свести вас обоих вместе, напугать девушку и заставить ее молчать.

— Зале арестована? — хрипло спросил Лубенс, протянув руку за второй сигаретой.

— Естественно, — подтвердил Розниекс.

— А Канцане?

— И Канцане, — сказал Стабиньш. — Она ненавидела Зале, которая втянула ее в свои махинации, она хотела прервать отношения с ней, поэтому вам удалось заполучить ее на свою сторону. Что вы обратите полученное оружие против Зиедкалне, она, конечно, не думала.

— А когда сообразила, то пришла к вам и заложила всех, — злобно усмехнулся Лубенс и сплюнул на пол. От интеллигентного инженера не осталось и следа.

— Не плюйте, Риекст, — предупредил Розниекс. — Так вас, кажется, звали в заключении? Или вернее — Яканс, Лейтманис, Ориньш или Овчинников. Расскажите лучше, как вы стали инженером Лубенсом!

Лубенс не выглядел удивленным. Только гримасы стали еще резче.

— Ничего не выйдет, начальнички, — перешел он на блатной жаргон. — Вторую мокруху мне не пришьете. Хватит того, что есть. Лубенса я не кончал. — Он не старался больше притворяться.

— Перестаньте, Риекст, подчеркивать свою принадлежность к блатному миру. У вас незаконченное высшее образование, так что не пройдет. Расскажите, что случилось с Лубенсом.

— Сам потонул. Провалился в полынью и потонул.

— А вы ничего не сделали, чтобы спасти его.

— Ха! — Он презрительно глянул на следователя. — Чтобы потонуть с ним?

— И тогда у вас возникла возможность побега.

— Дураком надо было быть, чтобы не использовать такой шанс. Вижу — вы основательно изучили мою биографию.

— Это произошло незадолго до его отъезда? — продолжал спрашивать Розниекс.

— За несколько часов.

— Вы взяли его одежду?

— Ну да! — Риекстом овладело свойственное рецидивистам желание похвалиться. — Да, надел его одежду. Документы, деньги, билет — все было в кармане, чтобы ему только переодеться перед отбытием. А прилепить фото — плевое дело. Да к чему спрашивать, если вы и так знаете? — Риекст не мог простить себе, что он, кого прочие считали умным и удачливым, он, разработавший столь хитроумный и детализированный план преступления, так глупо попался. Это и выводило его из себя.

Розниекс не обращал внимания на смены настроения Риекста.

— И тогда вы явились к Эдит.

Риекст вдруг развеселился.

— Ах, вы думаете, эта красотка, эта змея, эта шлюха — вдова инженера Лубенса? — Ему показалось, что наконец нашелся пункт, в котором следователь ошибся, и можно хоть немного отыграться. — Нет! — Риекст указал на нее пальцем. — Она этого Лубенса и в жизни не видала. Она из тех кошечек, которым нравится слизывать с жизни сливки. Но сын — мой. Это точно. Да, Ромуальд — мой.

— Хорошо, что он этого не слышит, — тихо сказал Розниекс. Ему было от души жаль Ромуальда.

Эдит, съежившись, сидела на стуле и была, казалось, уже далеко отсюда. Собственно, для нее все и кончилось. Дальнейшее ее не интересовало.

— И еще один маленький вопрос, ответа на который мы не знаем, — усмехнулся Розниекс. — Кто ухитрился подсунуть Виктору Зиедкалнсу сумочку покойной Ольги?

— Только и всего? — Казалось, Риекст был разочарован. — Тоже искусство — всучить сумку такому алкашу! А ход был неплохой, а? Пришлось-таки повозиться с этим Зиедкалнсом.

— Ну, пока хватит, — Розниекс вложил в объемистую папку последний лист. — Могу посоветовать лишь одно: быть правдивыми в своих показаниях. Может быть, на суде это поможет вам — хоть немного.