Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

Юрий пристально посмотрел на Алину, мельком — на Сольвейг и отвернулся, будто девушки его ничуть не интересовали.

— Ну нет, — кокетничала Сольвейг. — Вы кавалеры, вам решать. — Она выдержала паузу, метнув взгляд на Мариса, и вдруг выступила с предложением: — Да что там рассуждать? Сегодня такая чудная погода, море спокойно, поедем так просто, прокатимся, а там видно будет.

Алина чуть надменно улыбнулась, но тут же стерла с лица улыбку.

Юрий еще раз на нее посмотрел и неторопливо сказал:

— Не знаю, интересно ли это вам. В Калнгале много красивых мест. Я иногда езжу туда поездом…

Алина поймала его взгляд и поднялась на яхту, давая понять, что вопрос решен.

— Ну, в Калнгале так в Калнгале! — присоединилась к ней Сольвейг, села рядом и сунула пакеты с одеждой под скамейку. — Вы художник? Это очень интересно, — продолжала болтать она.

— Есть за ним такой грех, — отозвался Аскольд, который успел снова сесть за руль.

Марис с силой сталкивал яхту с мелководья. Юрий помогал, однако левой рукой. Алина заметила, что правая у него неестественно согнута, но от вопроса воздержалась. Потом оба молодых человека прыгнули в яхту, Марис туже натянул паруса, и яхта вышла на водный простор.

— Ну чудо, как хорошо! — восхищалась Сольвейг. — Колоссально, Аскольд, здорово ты придумал! Как это тебя осенило?

Аскольд вынул из кармана джинсов блокнот и, сняв очки, протер стекла носовым платком. Стал читать свои стихи. Читал он выразительно, с чувством. Одно из стихотворений называлось «Денежная реформа». Однако говорилось в нем вовсе не про деньги, а про Юрину картину и трудную сегодняшнюю жизнь, про старую учительницу, любящую искусство, которая всю жизнь работала, скопила денег на старость, на похороны. Никого у нее нет — всю себя она отдала чужим детям. Когда началась инфляция, обмен денег, она забрала свои деньги из сберкассы, чтобы купить что-нибудь ценное, и купила Юрину картину. И не могла больше с ней расстаться: даже когда впала в нищету, она так и умерла — с картиной в руках.

Все внимательно слушали. Сольвейг даже смахнула слезу. Юрий смотрел вдаль. Море было синее-синее, почти гладкое, и уходило в бесконечность, лишь кое-где вспенивая мелкие барашки, которые тут же таяли. Волны монотонно плескались о борт, скрипели канаты, хлопал парус.

Марис сидел напротив девушек и, внимательно слушая, следил за ходом яхты. Вдруг он увидал круглые коленки Сольвейг и уже не мог оторвать от них глаз. Не слышал больше стихов, взгляд его скользил выше по фигуре девушки. Она это почувствовала, озорно посмотрела на него из-под прищуренных век за большими круглыми солнечными очками. Ей это было приятно. Алина, сложив руки на коленях, внимательно слушала. Юрий набрасывал ее портрет. Алина следила за каждым штрихом. Вдруг Сольвейг перебила Аскольда.

— У меня идея! — воскликнула она вскакивая. — Прямо сейчас — купаться!

Юрий поднял голову.

— Это очень рискованно, — медленно проговорил он. — Мы слишком далеко от берега, а яхта идет быстро.

— Юрий прав, — согласился Марис. — Скоро придем, тогда и искупаемся.

Вдали показались низкие крыши Вецаки и сразу за ними — лес Калнгале. Яхта на всех парусах послушно бежала к берегу. Людей на пляже здесь было значительно меньше, чем в Дзинтари.

Юрий поднял свой рисунок к солнцу, критически его осмотрел и молча протянул Алине ее портрет. На фоне паруса и воды она сидела, чуть подавшись вперед, руки сложены на коленях, в глубокой задумчивости. Это была она, Алина, как живая.

Она вгляделась в рисунок, и лицо ее озарилось благодарной улыбкой, глаза стали яркими и влажными.

— Благодарю вас, — произнесла она тихо. — Можно взять его себе?

— Он предназначен вам, — очень серьезно подтвердил Юрий и почему-то потупил глаза.

Марис ослабил паруса, и яхта подошла к берегу. Аскольд с Юрием спрыгнули в воду и помогли сойти девушкам. Марис выбросил якорь и загнал железный стержень в буро-желтый песок. Пляж тут был намного лучше, чем на другой, обжитой стороне залива. Ровный, широкий и чистый, а ближе к лесу — кустарником поросшие дюны и за ними впадины, где можно укрыться от ветра.

— Где расположимся? — Аскольд шел впереди, неся тяжелый рюкзак с едой и питьем. За ним, перешептываясь, следовали девушки, а замыкал шествие Юрий. Марис еще задержался возле яхты — убрать паруса и кое-что привести в порядок.

— Здесь будет хорошо! — вскричала Сольвейг. — Зачем далеко топать?

— Ну нет! — возразил Аскольд. — Местечко должно быть тип-топ, со всеми удобствами. Вон там, — показал он пальцем на полянку за дюной, в окружении кустов. — Самое то!

Аскольд развязал рюкзак, вынул широкий зеленый плед и, расстелив его, сел.

— Прошу вас! Садитесь!

Алина легла, а Сольвейг продолжала стоять.

— Надо сейчас же искупаться, — ей просто не терпелось окунуться. — Кто пойдет со мной?

Аскольд вскочил на ноги, нехотя поднялась Алина. Юрий спрятал мольберт под одеяло, прикрыл сверху одеждой, как будто мольберт невесть какая ценность, и пошел. По пути Сольвейг подошла к яхте.

— Кончай, Марис, хватит возиться, пошли в воду! — И бегом бросилась в тихие волны.

Марис немножко постоял и бросился за ней следом.

Вода была теплая, чистая. Несмотря на запрет купаться в море, желающих было порядочно.

Искупавшись, компания с аппетитом уплела взятую с собой провизию и по предложению Юрия пошла в лес осматривать живописные места.

— Вот, смотрите! — восторженно воскликнул Юрий. Он точно проснулся, глаза горели, лицо раскраснелось. — Этот пейзаж можно назвать охотой на бизонов. Не видите? Жаль, — говорил он теперь приглушенным голосом. — Давайте здесь сядем… — Не дожидаясь, пока Аскольд расстелет плед, он стал быстро рисовать.

— Я вижу, — отозвалась Алина, — действительно интересно.

Юрий вынул из этюдника темную квадратную рамку, поднял ее перед Алиной на расстоянии вытянутой руки.

— Теперь закройте глаза, — сказал он.

Стройные сосны с голыми стволами и не очень пышными кронами покачивались на ветру. В беспорядке брошенными копьями торчали они на двух горбах дюн. По склону сбегал усеянный желтыми цветами ковер.

— А теперь смотрите сюда, — показал рукой Юрий. — Это умирающий великан.

Он снова поднял рамку, и Алина увидела: громадная сосна лежала поперек лесной тропки, двумя ветвями, как руками, упершись в дюну, словно из последних сил старалась подняться.

— Вы поняли… — Юрий был доволен. — Все это мы возьмем с собой. — Он снова принялся за работу.

Алина села и неотрывно смотрела на холст, где рождалась картина. Юрий не подбирал заранее, не опробовал краски. Он сразу находил то, что было нужно. Картина постепенно оживала, Алине казалось, что каждая сосна в ней дышит и каждый цветок с любопытством на нее смотрит…