Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

Улдис так и не женился. Ни одна женщина не нравилась ему так, как Ирена. Ни одной такой не встретил, даже чуточку похожей…

Глубоко задумавшись, Улдис Стабиньш не замечает, что пришел к Полицейскому управлению. Вдруг кто-то сзади мягко берет его под руку. Вздрогнув, Стабиньш приходит в себя. Елена!

— Я вас искала, шеф!

— Давно не видели?

Она отнимает руку и серьезно на него смотрит.

— Да, и это. К тому же есть интересные новости.

— А именно? — Он останавливается.

— Силав выпустил Калачникова!

— Странно. А почему?

— В постановлении он пишет, что нет достаточных доказательств вины. Калачников не знал, что произошло ограбление. А в своем рапорте начальству Силав пишет, что хочет взять его под наблюдение, чтобы выследить сообщников Калачникова.

— Возможно, и так, — пожал плечами Стабиньш. — Поднимемся ко мне наверх, Елена, поговорим.

Они входят в его кабинет, и Елена кладет на стол ксерокопии обоих документов. Он садится на свой стул и, надев очки, читает.

— Возможно, не так уж плохо придумано, — немного погодя замечает он.

Елена другого мнения:

— Плохо, шеф, очень плохо. Калачников прожженный тип, четыре раза судим за ограбление и за убийство тоже. Никого Силав не выследит. Это миф, легенда. Калачников ляжет на дно. А до этого предупредит остальных, вконец спутает наши карты, и больше того — я чувствую, он сотворит что-то страшное.

— М-да, — протяжно говорит Стабиньш, — запахло паленым, дело совсем не такое простое, как казалось вначале. Видимо, вы все так же правы, нельзя было выпускать Калачникова.

Елена садится.

— Мне все это не нравится, не нравится подход Силава и его действия.

— Хм. И что вы предлагаете?

Она пожимает плечами.

— Не знаю, шеф, честное слово, не знаю! Только чувствую, что у Силава это дело надо забрать. Ведь он занимается квартирными кражами, а мы тут имеем дело с убийством и изнасилованием.

— И ограблением квартиры тоже, — уточняет Стабиньш.

— И все же наши козыри больше. Скажите своему другу Розниексу, пусть он быстрей примет целиком это дело в свое производство. Мы поможем раскрыть преступление.

— Решает не Розниекс. Начальство может отдать дело и другому следователю.

— Не думаю. Он — самый сильный. А мы что будем делать, с чего начнем?

— Послушайте, Елена, меня, кажется, осенило.

— Ну-ну, шеф, выкладывайте!

— Вы помните того человека, которого мы видели на экране, — маленького роста, светловолосый, с неестественно согнутой рукой?

— Квартирный вор, и что?

— Это Юрий Пакалн, по кличке Карлик, — продолжает Стабиньш. — Я его хорошо знаю. Он один из моих крестников и не откажется со мной поговорить.

— Он ваш агент? — заинтересованно спрашивает Елена.

— Никоим образом. Однако для нас это важно. Он не участвовал в последнем ограблении квартиры — со стрельбой, изнасилованием. Это что-нибудь да значит, — задумчиво заключает Стабиньш.

— Значит, — соглашается Елена. — Значит, что он квартирный вор в законе, поэтому не признает мокрые дела и изнасилование. И что из того? Эти стучать никогда не будут. Так что надежды совсем мало.

— Все это я знаю. Но Карлик не простой неотесанный вор. Он одаренный, умный и интеллигентный. Даже ничего нам не сообщая, он может сказать очень многое.

— Ну-ну, только вряд ли. Не верю я никому из этой компании.

— Попробуем. Попытка не пытка, — задумчиво говорит Стабиньш.

— Оптимист вы, шеф! Никто из них для нас и пальцем не пошевелит, если как следует не прижать хвост или не будет от этого большой выгоды. Счеты между собой они сводят сами. Что вы замыслили с этим зэком, шеф? На какой вы его поймали крючок? Карты на стол!

— Увы! — ни на какой, — медленно говорит Стабиньш. — У нас с ним просто обоюдная симпатия.

— Симпатия? Это интересно.

— Было это давно… Карлик попался тогда после признания своего подельника. Юрий понял, что запираться бессмысленно, безнадежно. Он рассказал все о своих преступлениях, но никого другого не выдал. Я спросил, что у него с рукой, и Юрий ответил: «Моя жизнь — это моя жизнь, и никому до нее нет дела. Моя биография — это мой крест, мое копье и мой щит…» Уже тогда я заметил в нем то, чего не встретишь у воров: хороший язык, ум, интеллигентность, способность к логическому мышлению. В его глазах я не увидел ни страха, ни отчаяния, ни злости и наглости, присущих всем преступникам. В них была только грусть. Я решил узнать об этом парне как можно больше. Запросил с места заключения личное дело. Не поленился даже съездить и поговорить с администрацией и кое с кем из Юриных родственников.

— Вы филантроп, шеф! — восклицает Елена. — Я в вас такого прежде не замечала.

Он настолько увлекся, что на ее реплику не обращает внимания.

— Разговор с Юрием у нас был с глазу на глаз, — продолжает Стабиньш. — Не в тюрьме, конечно, и не в моем рабочем кабинете. Я забрал его из тюрьмы и привез к себе домой. Взял под свою личную ответственность, без конвоя. Как бы для того, чтобы провести следственный эксперимент и другие оперативные мероприятия. Дома приготовил ужин. Выпить он категорически отказался. Так мы и сидели уютно за столом и говорили про жизнь.

— Послушайте, шеф, ведь для вас это был ужасный риск, к тому же двойной. Во-первых, что бы с вами было, если бы ваш Юрий сбежал? Во-вторых — не дай Бог, об этом узнал бы кто-то из начальства, — взволнованно говорит Елена. Она в восторге от решения своего начальника.

— Вначале Юрий чувствовал себя скверно — как пойманный зверек в непривычной обстановке, — продолжает свой рассказ Стабиньш. — Стеснительный был, пугливый, потом пообвык. Я показал ему свою довольно большую библиотеку. Он проявил интерес к книгам, особенно по искусству. Есть у меня дома и небольшая коллекция репродукций, кое-что из латышской, русской, голландской, французской живописи, но совсем немного. Он говорил об искусстве, я бы сказал, довольно профессионально, как знаток. Я был просто поражен. Мы просидели весь вечер за интересным разговором. Я оставил Юрия у себя на ночь. Это его очень удивило…

— И меня тоже! — вставляет Елена. — А если бы он все же ночью сбежал?

— Не сбежал бы, я был уверен.

— Это уж просто самоуверенность! Я бы не рискнула.

— Вы — нет. В особенности потому, что вы женщина, — подпускает легкую шпильку Стабиньш. — Юрий не из тех, кто может обмануть. Тем более того, кто ему однажды поверил. Поздно вечером, когда мы оба были в постелях, Юрий Пакалн рассказал мне печальную историю своей жизни. Я в тот раз постарался, чтобы дело расследовали объективно и всесторонне. Чтобы был вдумчивый следователь.

— И это был Розниекс?

— Нет. Дело пошло в район. Но свое обещание я выполнил. Нашел и хорошего адвоката. Юрию дали минимальный срок. Он решил покончить с прошлым. На беду, объявились старые дружки… Юрий был им нужен, как говорится, живой или мертвый…