Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

Они сходят и медленно бредут лесом по направлению к морю. Какое-то время молчат. Стабиньш не может удержаться от вопроса.

— А этот ваш человек способен влезть в их логово? — и вопросительно смотрит на Елену.

— Надеюсь, — спокойно отвечает она.

— Как всегда — надеетесь. Вы надеетесь, а человек рискует головой.

— Ему не впервой.

— Чем же вы его приворожили, что он так верно вам служит? — смеется Стабиньш.

— Ха, много хотите знать, шеф!

— Что тут скажешь? — пытается шутить Стабиньш. — Что тут скажешь? Обаятельная женщина может добиться гораздо больше, чем десять наемных стукачей.

Елена не отвечает. Думает о чем-то своем. Они приближаются к теннисным кортам. Два пожилых игрока гоняют мячик над сеткой.

— Вот чем вам следовало бы заняться, господин Стабиньш, — снова заговаривает Елена. — И сердце будет здоровее… А знаете вы, кем в действительности был наш потерпевший из той ограбленной квартиры? Алексей Борзов? — вдруг круто меняет она тему разговора.

— Ну-ну, — даже останавливается Стабиньш. — Ну, бизнесмен, торговал бензином, зерном, еще чем-то.

— В том-то и дело, что еще чем-то, — Елена берет его под руку, и они идут к морю. — У этой фирмы был очень мощный «базис».

— А именно?

— Контрабанда, наркобизнес.

— Контрабанда? Очень интересно. Чем же он торговал?

— Оружием, которое сейчас распродают бывшие советские войска. А знаете, кем он был раньше?

— Не знаю.

— Жаль, по занимаемой должности вам бы полагалось знать, — она снова прищурилась. — Новиков, Зверев, Круглов, Семенов, по кличке Большой лев. Он раньше был самым крупным в Риге спекулянтом валютой, шулером и игроком. Когда-то работал и в артели. Четыре раза сидел по разным статьям, последний раз получил десятку, вышел через три года. У него солидный капитал в иностранных банках. Кроме того, по старой привычке, он является фактическим владельцем одной из фирм по обмену валюты.

— Ого! — снова останавливается Стабиньш. — В таком случае, грабители взяли знатный улов.

— Еще какой! Но мне кажется — не это главное. Ворон ворону глаз не выклюет. Мафиози тоже редко грабят друг друга. Нет ли тут другой подкладки.

— А именно?

— Может, долги, или сведение счетов, конкуренция, не знаю. Не хочу гадать. Но и агент мне сообщает о новом крупном бизнесе. Как бы то ни было, а простая банда такую акулу, как Борзов, за горло не возьмет, он их раздавит как клопов. Тут мы имеем дело с крупной организацией. Помните донесение моего агента о подростке? Он описывает нечто подобное. И это вот донесение. Все нити сходятся.

— Совершенно верно, Елена, — соглашается Стабиньш. — И если бы им эта операция удалась, все было бы шито-крыто. По крайней мере нам бы заниматься этим не пришлось. Они либо сговорились бы между собой, либо устроили разборку. Как говорится — без свидетелей.

— Ну да, тогда нам пришлось бы многими делами заниматься. Не только убийствами, но и взрывами.

— Все может быть, а сейчас два нераскрытых убийства у нас на шее. Так-то, капитан Спуре! Что будем делать?

Они поднимаются на дюну и останавливаются. Море, словно труженик-великан, с шипеньем и силой катит к берегу тяжелые белогривые волны. Они брызгами разбиваются о песок и строптиво откатываются назад.

Хотя день и будний, пляж усеян голыми телами. Тут и там лежат они на подстилках, без подстилок, подставляя себя солнцу. Тут же играют дети, маленькие, большие. Купающихся не так много, видимо, вода холодная.

— Жара — не продохнуть, — Стабиньш снимает пиджак и остается в рубашке. Елена одета легко, по-летнему: белое платье в мелкий цветочек и сандалии. — Просто не продохнуть, — повторяет он. — Мне тут не нравится, — вздыхает он. — Полно народу.

— В следующий раз поедем в другую сторону, — успокаивает его Елена. — За Вецаки потише. Меньше цивилизации — меньше народу, больше собак. И нудисты — совершенно голые мужчины и женщины, ходят как во времена Адама и Евы. Вам не хотелось бы так походить, шеф? — Она лукаво заглядывает в лицо Стабиньшу, потом ловко снимет сандалии и, петляя между загорающими, бежит к морю, заходит в воду.

Тяжелым шагом Стабиньш нехотя следует за ней. У самой воды останавливается.

— Купаться на сей раз я не буду, — бурчит он.

— А почему? — дразнит Елена. — Жаль, мы не взяли с собой купальники. Здесь все же не Калнгале, где можно купаться голышом. — Побродив по воде вправо-влево, она выходит на берег и возвращается к Улдису.

— Пойдемте, шеф, к устью реки, там гораздо меньше народу.

— Позвольте возразить, Елена, — говорит Стабиньш. — Я бы с удовольствием прогулялся по лесу, где не так печет солнце.

— Хорошо, принято единогласно!

Зарываясь ступнями в рыхлый теплый песок, они возвращаются в прибрежный лес.

День уже клонился к вечеру, когда Эрика наконец проснулась. Проснулась и открыла свои зеленовато-серые глаза под темными тонкими бровями. Вставать не хотелось, да и нужды никакой не было. Она сбросила с себя легкое одеяло в нежно-розовом пододеяльнике и осталась совсем голой в своей кровати красного дерева, отделанной золотой инкрустацией. С удовлетворением оглядела свое стройное, красивое и пропорциональное тело, маленькие, дерзко торчащие кверху девичьи груди с твердыми темными сосками. Она медленно погладила ровно загорелую бархатную кожу на бедрах, живот, потом рука ее скользнула к поросшему золотистым пушком холмику между длинных стройных ног. Эрика потянулась и почувствовала во всем теле блаженную истому.

Ее наманикюренный пальчик скользнул в щель влагалища. Она повела ногой вверх и тихо застонала. В животе отозвалась приятная ноющая боль. Себя она любила больше, чем весь остальной мир. Наслаждалась своим телом и была довольна. Чаще всего ей никто другой не был нужен. Она с обожанием ласкала и баловала саму себя, хотя прекрасно сознавала свое обаяние и необычайный успех у представителей другого пола.

Она знала себе цену. Ни одного мужчину она никогда по-настоящему не любила, к одним была совершенно равнодушна, на других смотрела свысока, а от третьих ее просто тошнило. Были и такие, которые ей нравились, но не настолько, чтобы зажечь в ней настоящее чувство. С мужчинами ей нравилось играть, как играет кошка с мышью. Заманит в свои нежные сети и потом с аппетитом съест.

Такая она была, Эрика Пигачева, самобытно-яркая женщина, необычная, притягательная, самолюбивая и в то же время умная, коварная и злая. Такая она была. Может быть, потому, что жизнь часто ее обижала. Может, и потому, что часть жизни она провела в тюрьмах и научилась себя любить и за себя постоять. Там, в тюрьме, ее буйный темперамент заставил ее познать и лесбийскую любовь.