Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

— Она пойдет к нам жить, — самоуверенно заявил мужчина, и они вдвоем с директором ушли. Женщина взяла Эрику за руку и посадила рядом с собой на кровать.

— У нас тебе будет хорошо, — сказала она и вопросительно посмотрела девочке в глаза. — Не бойся, ты теперь будешь нашей дочкой. Других детей у нас нет.

«Почему?» — хотелось спросить Эрике, но она промолчала. Ей очень не хотелось расставаться с детским домом и с ребятами.

С того дня у нее началась совсем другая жизнь. Она была красиво, но скромно одета. В школу ее возили на машине, из школы домой тоже. Одноклассницы завидовали ей, единственной дочери секретаря райкома партии. Дома были строгие порядки. Отец написал по пунктам — что можно делать и чего нельзя. Когда Эрика как-то привела с собой в дом одноклассницу, отец долго ее расспрашивал — как та учится, чем занимаются ее родители. А когда девочка ушла, наказал Эрике с этой девочкой не дружить. Потом отец пошел в школу и принес лист бумаги с именами и фамилиями девочек, с которыми Эрике следует подружиться, но именно эти девочки ей не нравились — туповатые, зазнайки, которым учительница ни за что ставила хорошие отметки.

Эрика записалась в школьный драмкружок. У нее способности, сказала руководительница. Эрика занималась спортом, плаванием. С большой охотой. Мать купила ей щенка терьера. Девочка его любила, воспитывала. Раз ее одноклассница, из тех, с которыми ей запрещали дружить, но которая Эрике по-настоящему нравилась, пригласила ее к себе. Родители ее были простые душевные люди. Шофер отца прождал Эрику у школы целый час. Когда она вернулась, отец ее нещадно выпорол и предупредил — чтобы это было в последний раз. Но Эрика заупрямилась. В следующий раз, когда она пришла от той же подружки, отец запер дверь на задвижку и не пустил ее в дом. Мать плакала, а Эрика мерзла за дверью почти до утра. Ночью, когда отец спал, мать тихо открыла дверь и впустила ее в комнату. За какой-то другой проступок отец запретил ей ходить в драмкружок, а еще за какой-то забрал из спортивной школы. Потом отнял и собаку. Эрика все чаще упрямилась и поступала по-своему. Зрела вражда. Отец ее бил, кричал: «Дочь проститутки!», «Яблоко от яблони недалеко падает!» В школу она теперь ходила нерегулярно. Не на машине ездила, пешком. Идти из школы домой не хотелось, и она задерживалась у подружек.

Точку в этом деле поставил случай. Во дворе, где жила Анита — ее лучшая подруга, жила одна старушка. Как-то раз Анита пригласила Эрику навестить старушку. «Там очень интересно», — сказала она.

Эрика пошла. Там и правда было что посмотреть. На стене в комнате висела икона, и несколько женщин, стоя на коленях, молились. Анита тоже встала на колени и потянула за собой Эрику. После молитвы Анита подвела Эрику к хозяйке, которая ее перекрестила. Потом стала тихо рассказывать про Бога, Деву Марию и Божьего Сына Иисуса Христа. Эрика слушала внимательно. Она никогда об этом раньше не слыхала. Старушка велела никому ничего не говорить — ни дома, ни, упаси Бог, в школе. Но если в классе есть дети, которым можно довериться, то пусть приходят на молебен.

Пришли еще две девочки и один мальчик. Те сказали еще нескольким. Среди них — одна девочка из тогдашнего отцова списка. Все стало известно в школе. Собрали большое собрание. Пришел отец и родители еще нескольких учеников. И отец в присутствии всех школьников сорвал с Эрики и других ребят пионерские галстуки. Кричал: религия — опиум для народа, он искоренит это вражеское гнездо, в школе нет никакого политического воспитания. После чего директора школы сняли, учительницу выгнали, а старушка со двора исчезла, никто ее больше не видел.

Эрике было стыдно идти в школу. Она сбежала из дома и жила у той самой подружки. Родители ее приняли. Как-то вечером пришла мать. Она долго разговаривала с родителями Аниты. И они вместе уговорили Эрику вернуться домой и ходить в школу. Она согласилась. Но теперь она стала совсем другой. Ее больше не интересовала школа. Она больше не участвовала в драмкружке и не ходила на плавание. Отец ее больше не лупил, но с ней и не разговаривал, только шипел. Она стала открыто интересоваться мальчиками. Но теперь уж не ровесниками или одноклассниками, а подростками с соседних дворов. Научилась курить, а также выпивать с мальчиками. В подвале одного из домов у них был штаб. Они там собирались, сидели на двух старых диванах, курили, выпивали и обсуждали свои дела: как забраться в тот или иной подвал и украсть варенья и соленья, где взломать киоск и унести водку, шоколад и прочее. Однажды в подвал гурьбой ворвались ребята с другой улицы — свести счеты. Их было больше, они избили мальчишек, отняли все запасы, Эрику и еще одну девочку изнасиловали. Эрика не кричала, не сопротивлялась. Это бы не помогло. Однако после этого случая она выбрала себе одного из мальчиков и стала с ним регулярно спать.

Хотя Эрика была младше других, она вскоре стала признанным вожаком подростков. Она не забыла случая с молебном и инцидента в школе. Богу она больше не молилась. Если Бог тогда их не защитил, то отец прав — Бога нет. Или же Он вовсе не так справедлив, как говорила о нем старушка. Но Эрика отомстила. Ей удалось узнать, кто из девочек их класса их выдал — дочь заместителя председателя исполкома. Эрика собрала старших подростков. Сначала они угнали машину. Подкараулили ту девчонку недалеко от школы. Эрика заманила ее в машину — поговорить. И вместе с тремя подростками увезли на окраину города, где огороды. Там в садовом домике, угрожая ножом, Эрика заставила ее догола раздеться, и подростки по очереди ее изнасиловали, насиловали на разный манер и при этом издевались. Больше всех издевалась Эрика, во время изнасилования жгла девочке пальцы ног горящими обоями, колола ей иголкой в зад и в грудь, давала пощечины, била. Девочке грозили смертью, если она их выдаст. Но когда она поздно вечером вернулась домой совершенно истерзанная, родители обо всем дознались и тут же сообщили прокурору. Приемный отец Эрики тогда уже в райкоме не работал, а был директором небольшого завода.

Подростков и Эрику судили за групповое изнасилование. Ее признали организатором. Приговор был суровым. То была ее первая судимость. Потом следовало еще несколько. В местах заключения она постигла все лагерные премудрости. Научилась за себя постоять и заняла прочное место среди зэков-женщин. Когда Эрика последний раз вышла из тюрьмы, она была вором в законе и признанным главарем воровской банды. Она была умной, сметливой, хитрой и беспощадной. Ее отличала способность к логическому мышлению, умение придумать необычный план кражи и ограбления, она умела наперед просчитать ходы, знала, как все сделать, чтобы не попасться, ее фантазия была неисчерпаема. Она действовала по вдохновению, не считаясь ни с кем и ни с чем. Она была очаровательной женщиной. Лицо ее меняло выражение, как меняют цвет огни светофора. Оно было то озорное и кокетливое, то злое и беспощадное. Только доброты, сочувствия, любви на этом миловидном личике не бывало. Порой в нем сквозило что-то хищное, циничное, что заставляло быть осторожным…