Екатерина Барсова - Солнце завтрашнего дня [litres]

– О чем говорили Ольга Горяева и ваш муж?

– Ой, ну это такой мимолетный разговор был… Как дела, кто чем занимается… Времени в антракте было не так уж много. Ольга сказала, что она пишет диссертацию по театру. Такой обычный разговор двух людей, которые когда-то были знакомы. Ничего особенного.

– А вы Ольгу знали?

– Ну как знала? Мы все в городе более-менее друг друга знали. Бывало, сталкивались друг с другом по нескольку раз в день. Так что я знала Ольгу Горяеву мимолетно – не более того.

– Вы видели, что во время спектакля ваш муж был обеспокоен, но что конкретно вызвало его беспокойство, он не объяснил?

– Нет. Но я видела: что-то мучает его. Знаете, за много лет брака обычно уже чувствуешь состояние второй половинки. Беспокойство мужа отчасти передалось мне. Я спросила его, в чем дело, но он ничего не ответил. И только когда мы пришли домой, он сказал: «Кажется, я видел нечто, что напоминает мне рисунки моего бывшего пациента. Он еще вроде конкурс выиграл. Но это, думаю, совпадение…»

– Позже ваш муж возвращался к этому разговору?

– Нет.

А вскоре его убили, подумал Рудягин. Значит, что-то стал раскапывать…

Павел поднялся.

– Ваш муж дал свой телефон Ольге?

– Да. Написал на клочке бумаги. Ольга сказала, что у нее зарядка сотового закончилась, и поэтому попросила написать номер телефона от руки.

– И еще вопрос… Вы долго жили в городе, откуда приехали?

– Долго.

– А вы знали Артура Вейде?

На лице женщины мелькнуло нечто похожее на беспокойство. С минуту-другую она колебалась, потом решилась:

– Ну теперь все уже позади. И Гены нет… Артур когда-то ухаживал за мной. Еще до того, как женился… Но это так давно было… – Валентина Степановна провела рукой по лицу. – Словно сто лет назад, не меньше. – Неожиданно она поднялась с кресла – немолодая грузная женщина. – Сейчас я вам кое-что покажу.

Она прошла в соседнюю комнату, вернулась с маленьким предметом в руках.

– Вот. Можете посмотреть… Это мне Артур подарил. Нет, вы не подумайте, ничего такого не было. Просто несколько раз встречались, ходили в кино… Он предложил мне стать его женой, но я отказалась.

– Почему?

Валентина Степановна задумалась.

– Сложно ответить. Ну, во-первых, он мне не нравился. А во-вторых, в нем было что-то… – она запнулась, подыскивая слово… – опасное, что ли. Если так можно сказать… Вот какой я была в то время, – продолжила женщина. Она взяла фотографию с полки и протянула Паше.

На него смотрела молодая, счастливая, улыбающаяся пара – Валентина Степановна и ее муж. «И куда все девается? Куда? – подумал Павел. – В какую реку Лету?»

– А вот эту штучку мне подарил Артур, когда предложил стать его женой. Отказав, я хотела ее вернуть ему, но он сказал: нет, нет, оставь ее себе… На добрую и долгую память… Вот я и оставила. Взгляните, по-моему очень красивая вещь…

Павел взял в руки медальон. В его овал была заключена фотография матери и маленькой девочки. Они склонились головками друг к другу – семейная идиллия.

– Спасибо за беседу, Валентина Степановна.

– Вы найдете убийцу?

– Думаю, что да. Мы вам обо всем сообщим…

По дороге домой Павел обдумывал ситуацию. Все складывалось логически. Геннадий Николаевич на спектакле «Сон Татьяны и Онегина» встретил Ольгу Горяеву-Плисскую, он знал ее как журналистку, которая освещала в местной прессе нашумевшее убийство Артура Вейде. Он обменялся с ней репликами, дал свой телефонный номер, который она потеряла и нашла, когда Геннадия Николаевича уже убили. Позвонив, Ольга Горяева узнала об убийстве, кроме того, жена Геннадия Николаевича передала ей его слова, что он увидел нечто, напоминающее рисунки его подопечного. Ольга поняла, о чем речь, и поехала в свой родной город, но в диспансер ее не пустили, и она вернулась в Москву. Там вскоре произошло еще одно убийство – Кирилла Морозова, и пока Ольга раздумывала, открыться мужу или нет, ее тоже настигла смерть от руки давнего поклонника, свихнувшегося на почве оккультных ритуалов.

Подойдя к своему дому, Паша услышал звонок – звонила мать.

– Привет! А мы уже ждем тебя.

– Где?

– Около дома… Приехали в Москву на два дня.

– А чего не предупредили?

– Все спонтанно получилось.

Издали он увидел мать с сестрой Татьяной, которая лепила снежки из только что выпавшего снега.

– Привет! – сказал Павел, подойдя ближе. – Как вы?

– Вот приехали…

Танька вместо приветствия повисла на нем.

– Осторожней, вымахала!

– Я уже соскучии-и-лась, – тонко пропела сестра. – А тебя скоро выгонят с работы?

– Татьяна! – одернула ее мать.

– Нет, я правда… Ведь, когда тебя выгонят, ты снова приедешь к нам. Правда?

– Кто-то на меня все время ябедничал, – строго сказал Паша. – А теперь соскучилась?

– Да…

– А что мы стоим? Пошли в дом.

Сестра замешкалась, а когда Паша уже открывал дверь, мимо его уха просвистел увесистый снежок.

– Мазила! – бросил Паша. – Как я тебя учил меткости?

– Как дети, честное слово, – снисходительно сказала мать. – Давайте все же без хулиганства…

Второй снежок Паша почувствовал спинным мозгом, инстинктивно пригнулся, и снежок попал в Веру Павловну, которая неожиданно выросла в дверях, точнее, в ее собаку. Та возмущенно залаяла, а Паша смущенно извинился:

– Простите. Это моя сестра балуется. Уже великовозрастная девица, а все не уймется…

– Ничего, мы потерпим. Правда? – наклонилась она к собаке.

Та чихнула.

– Простите, – прошептала Татьяна. – Я нечаянно.

– Я с тобой дома поговорю, – внушительно сказал Паша. – Поняла?

В лифте Татьяна стояла, скривив губы, словно вот-вот заплачет. Она была не похожа на Пашу – приземистая, крепенькая, тогда как Паша скорее худой. Только глаза у них были одинаковые.

В квартире мать, раздевшись, прошла на кухню, а Татьяна осталась стоять в коридоре.

– Тебе особенное приглашение требуется? – спросила Павел.

И тут она, хлюпнув носом, заревела.

– Я так ждала этой встречи, так скучала. А ты на меня орешь.

– Я? Ору?

– Орешь… Я могу развернуться и уехать.

– Тань… – Паша ощущал себя слоном в посудной лавке. – Тань… ну не надо, ты меня прости…

Он неловко обнял ее и прижал к себе.

Знакомый запах дома, где он прожил столько лет! Кажется, у него самого защипало в носу…

– Ладно. Всё. Всё, больше не буду. Проходите в кухню. Только у меня еды особо нет. Я мигом в магазин сбегаю.

Вернулся он из магазина с двумя сумками и большим дорогущим тортом. Он взял его с витрины – огромный торт, похожий на немного оплывший замок с башенками, впадинами и круглыми линиями-заборами.

Его ждали. Мать уже грела чайник и варила картошку. Татьяна сидела и резала хлеб.