Тилли Бэгшоу - Сидни Шелдон. Сорвать маску-2, или Молчание вдовы [litres]

Господи, ну почему она постоянно думает о Дугласе?

– У нас почти вышло время, – сказала она. – Давайте закончим сеанс одним приятным упражнением. Опустите ноги на пол и сядьте прямо…

Когда Картер Беркли распрощался, Никки вышла в приемную.

Трей Реймондс, ее личный ассистент, офис-менеджер и настоящая правая рука, заполнял карточки пациентов. Когда-то на сеансы к Никки ходили двадцать человек, и для них едва удавалось найти время, но после смерти Дугласа новых клиентов почти не было, да и постоянные потихоньку уходили к другим психотерапевтам. Возможно, подсознательно они считали, что тоска доктора Робертс по мужу может оказаться заразной или скажется на ее способности сохранять трезвый взгляд на чужие проблемы. Быть может, так оно и было. По сути, у Никки осталось только четыре постоянных клиента – совсем отчаявшиеся, они просто не смогли бы уйти и довериться другому специалисту.

Картер Беркли, банкир-параноик, приходил четыре раза в месяц.

Лиза Флэннаган, глупенькая содержанка, посещала ее дважды в неделю.

Анна Бейтман, закомплексованная скрипачка, самая преданная клиентка, записывалась ежедневно. С точки зрения психоанализа слишком часто, однако Никки не могла отказать милой юной Анне. Возможно, это было непрофессионально, но девушка ей нравилась и вызывала почти дружеские чувства.

И наконец, Лана Грей – актриса, которая регулярно забывала оплачивать сеансы. Бедная потерянная Лана! Когда-то она играла в известном сериале роль второго плана, но эта постановка оказалось вершиной ее звездной карьерой. Лану давно никуда не приглашали, и на всех пробах она слышала отказ.

– Лана для вас неподходящий клиент, – вздыхал Трей. – Она почти без средств, ей нечем платить за сеансы. Это просто благотворительность.

– Неужели? – смеялась Никки. – Если я занимаюсь благотворительностью, то чем занимаешься ты?

– Я? – Трей тоже смеялся. – Да я просто президент благотворительного общества! Но вам от меня не избавиться. Я буду работать даже без зарплаты, вы же знаете.

Никки совсем не хотела избавляться от Трея. Без его помощи ей пришлось бы туго. И не потому, что было много бумажной работы. По сути, Трей Реймондс был последней ниточкой, связывавшей ее с прошлой жизнью и с покойным мужем. Это Дуглас нашел Трея на улице, избавил от зависимости и дал второй шанс в жизни. Дуглас частенько помогал наркоманам бесплатно: их было бесчисленное множество – тех, кого он спас и кому дал второй шанс, – но Трей был особенным пациентом. Пожалуй, Дуглас любил его как сына.

«Сына, которого я так и не смогла ему родить».

Трей одарил доктора Робертс долгим взглядом, продолжая что-то печатать на компьютере.

– Идете домой, док?

– Собираюсь. – Никки помолчала, пытаясь найти хотя бы одну причину, по которой могла задержаться. – Тебе нужна моя помощь?

– Нет. – Парнишка улыбнулся, сверкнув белыми зубами. На фоне черной кожи улыбка выглядела особенно ослепительной. – Я справлюсь.

– Точно?

– Выставлю пару счетов – и домой. Если надо будет что-то уточнить, я позвоню.

Оказавшись на улице, Никки поморщилась. Солнце палило с бледно-голубого калифорнийского неба, словно в жаркой африканской пустыне. Оно как будто мстило за вчерашний неожиданный дождь.

Прежде Никки любила дождь, но теперь он всегда напоминал ей о муже. Она представляла, как колеса его «теслы» скользят по грязи и гравию, пытаясь найти сцепление с размокшей обочиной; как отчаянно Дуглас крутит руль, пытаясь вернуть управление; как несутся на него размытые дождем встречные огни. Кричал ли он в последний момент?

Мгновение, оборвавшее идеальную семейную жизнь. Мгновение, за которым пришел настоящий мир, гадкий, жестокий. Никакой идиллии больше не существовало. Ее место заняла реальность, искаженная любовью. Никки осталась одна, розовые очки разбились, и уродливая правда жизни смотрела ей в глаза.

Ее жизнь превратилась в бесконечное самокопание, в череду вопросов «а что, если бы…». До смерти Дугласа Никки и не представляла, что можно так сильно любить человека, так безмерно скучать по нему и так ненавидеть. И вот теперь она жила, раздираемая этими эмоциями, не в силах оставить все в прошлом и жить дальше.

Работа отвлекала и успокаивала, но помогала не всегда. Порой Никки хотелось надавать своим бестолковым пациентам затрещин. Они и понятия не имели, что такое настоящее горе и настоящий ад!

Но это пройдет. Однажды пройдет.

Она не должна переносить свои эмоции на пациентов.

Прежде Никки была очень толерантной. Терпимой. Старалась не оценивать людей, не ставить на них штампы. Теперь все было иначе. Она осуждала их за глупость, за бездействие, за тупую паранойю. Горе изменило ее восприятие.

Лиза Флэннаган раздражала больше остальных. Все ее поступки и суждения были верхом идиотизма.

Впрочем, в отличие от Картера Беркли Лиза хотя бы пыталась над собой работать. Однако она была такой непроходимой дурой, такой бездарной ученицей, что даже ее попытки изменить свою жизнь выглядели дурацкими и приводили к дурацким последствиям.

Почему Лиза вызывала у доктора Робертс такое раздражение?

Может, виной тому вчерашнее приподнятое настроение пациентки? Или обычная зависть к человеку, неспособному долго страдать и мучиться сомнениями? Лиза смотрела в будущее с надеждой. У Никки Робертс надежд не осталось.

Накануне вечером она была так раздавлена после сеанса, что едва доехала до дома, так ей хотелось расплакаться. Выпив почти целую бутылку вина, что уже входило в привычку, рухнула в кровать. Сил на слезы не осталось, поэтому Никки сразу уснула и проспала почти до девяти утра. Сегодня она чувствовала себя гораздо лучше… впрочем, только до сеанса с Картером Беркли. После его параноидального нытья она снова впала в мрачное уныние. Оставалось надеяться, что по дороге домой ей станет немного лучше.

Оказавшись дома, Никки сразу же включила телевизор и отправилась наверх переодеться. В последнее время радио и телевизор стали ее постоянными спутниками, поскольку немного скрадывали одиночество. Скинув наряд психотерапевта – юбку, блузку, пиджак, Никки облачилась в шорты, майку и кеды. Она решила, что идеальным завершением вечера будет пробежка вдоль моря. Никки не бегала целую вечность, со смерти мужа, а ведь когда-то пробежки приносили ей истинное наслаждение: приятное дуновение морского бриза, ласковое солнце, ощущение свободы и радости…

Никки не ждала чудес, радость в ее жизни стала чужаком, пробежка была нужна для смены обстановки. Пора прекращать одинокие вечера у телевизора с бокалом вина. Уж если бестолковая Лиза Флэннаган способна выползти из своей раковины, неужели Никки не справится?