Мари Юнгстедт - Другое лицо [litres]

Уже когда она услышала, как его ключ повернулся в замке, у Сесилии появилось странное беспокойство, словно что-то было не так. Стол стоял красиво накрытый, и еда как раз поспела. Однако, войдя на кухню, он едва удостоил ее взглядом.

– Здравствуй, – сказала она, чувствуя, как возрастает волнение.

– Послушай, нам надо поговорить, – буркнул он, даже не ответив на ее приветствие.

Сесилия хотела обратить его внимание на ужин, который приготовила, но что-то в его тоне остановило ее.

Стефан отодвинул в сторону тарелки и посмотрел на нее, сидевшую с другой стороны стола.

Цветы в вазе внезапно показались Сесилии невзрачными, и она пожалела, что не купила более красивый букет.

Словно они были виноваты в плохом настроении Стефана.

– Почему ты не отвечал на мои эсэмэс? – спросила она и услышала, как жалобно это прозвучало.

Он покачал головой:

– Так не может продолжаться.

Она не поняла.

Четыре коротких слова.

Впоследствии ей предстояло запомнить этот день как худший в ее жизни.

Стефан продолжил говорить, но она толком не разбирала его слова. Только самые резкие из них достигали ее, как ножом били по сердцу. Он устал. Его все достало. Он хотел развестись. Но самое страшное из всего: он встретил другую.

Она не поняла.

Другую женщину.

Другую любовь.

Как такое могло произойти? Их ждал ужин. Она надела платье, которое ему очень нравилось. Накрасилась и сделала необычную прическу. Они поженились всего полгода назад. Он не мог так поступить. Не мог.

– Ты слышишь, что я говорю?

Сесилия моргнула рассеянно.

Им следовало выпить вина.

Она торопливо поднялась со стула. Чуть не споткнулась о половик. Слезы угрожали в любой момент наполнить глаза и покатиться вниз по щекам. Но она сдержалась.

– Я купила бутылку вина, – сказала Сесилия и полезла в ящик за штопором. – Красное вино действительно должно постоять открытым какое-то время?

– Сядь, пожалуйста, – попросил он спокойным голосом. – Я уже упаковал мои вещи.

– Как? Когда?

– Днем. Отпросился в обед и поехал домой. Мне жаль, но так невозможно больше. Порой ты меня пугаешь. Ты такая ревнивая, тебе все надо держать под контролем. Иногда мне кажется, что ты одержима мной. Стоит мне выйти за дверь, а тебе уже необходимо знать, куда я пойду и когда вернусь. Потом ты еще злишься. Мне это не нравится, я просто-напросто не хочу ничего такого больше. И уже подал на развод. Поскольку у нас нет детей, все пройдет быстро. Надо лишь оформить нужные бумаги, а на это потребуется неделя.

Неделя? Если не открыть вино заранее, у него будет хуже вкус?

Сесилия не ответила, только взяла бутылку и разлила бордовую жидкость по бокалам. Не дожидаясь Стефана, опустошила свой одним махом.

Он поднялся.

Исчез в прихожей.

Неужели даже не разулся, когда пришел?

– Я положу ключи на бюро, – сказал он.

– Куда ты? – спросила она машинально.

Он покачал головой:

– Не имеет значения, куда я пойду. Я больше не могу находиться с тобой. Так не годится. Мне ужасно жаль, но я должен идти.

– Когда ты вернешься? Я приготовила ужин для нас. Мясо в горшочке, твое любимое.

Сесилия услышала, как закрылась дверь.

Стефан был далеко.

Его шаги эхом отдавались в тишине, пока он торопливо спускался по лестнице, потом они замерли. Она взяла бокал Стефана и опустошила его тоже. Затем в приступе ярости швырнула в стену. Он разлетелся на тысячу осколков, а на светлых обоях осталось бордовое пятно от вина.

Она взяла бутылку и пила из горла.

Пила до тех пор, пока плотная пелена тумана не застлала глаза.

Потом пришли слезы. Горестные стенания.

Но никто, кроме нее, не мог слышать их.

В маленькой комнате для допросов было душно, и даже не обремененная большим количеством волос макушка Фольке Габриэльссона быстро вспотела. После того как полиция обнародовала описание внешности возможного преступника, показания свидетелей полились к ним рекой. Большинство удалось отправить в мусорную корзину достаточно быстро, но информация Фольке о том, как он посетил концерт группы «Смаклёса» в Бургсвике, показалась интересной и попала к Кнутасу. Он очень хотел, чтобы Карин поучаствовала с ним в опросе свидетеля, но она по-прежнему оставалась дома. Пришлось ему разбираться самому.

– У тебя есть какие-нибудь пожелания, прежде чем мы начнем разговор? – поинтересовался Кнутас и сел на стул у стола, установленного посередине комнаты. – Может, хочешь воды или чашечку кофе?

– Воды будет достаточно, спасибо, – ответил Фольке.

Несколько капель пота скатились вниз с его лба, но он, похоже, не заметил этого.

Кнутас же, смотря на него, размышлял, на самом ли деле сидевший напротив него мужчина нервничал, или так действовала на него жара? В допросной отсутствовала вентиляция, и ему самому уже стало трудно дышать. Налив по стакану холодной воды себе и Фольке, он включил магнитофон и деловито пробубнил дату, время и место опроса, а также дело, в рамках которого он проводился, и имя опрашиваемого. Потом он обратил свой взор на собеседника. Фольке Габриэльссон выглядел лет на пятьдесят и был одет в рубашку, джинсы и пиджак.

– Ты не мог бы рассказать о вчерашнем вечере в Бургсвике?

– «Смаклёса» собирались играть в «Гусином сарае», а поскольку они действительно мне нравятся, я отправился туда.

Фольке говорил короткими фразами, словно хотел, чтобы допрос закончился как можно быстрее. Он выглядел слегка смущенным, и его сжатые в кулаки руки покоились на поверхности стола.

– Ты пришел туда с друзьями?

– Нет, никто больше не смог пойти именно в тот вечер. Но я простоял в одиночестве не слишком долго. Довольно быстро мне составила компанию странная женщина, о которой я и звонил. Она сказала, что ее зовут Селин.

Кнутас приподнял брови.

– Она назвала свою фамилию?

– Нет, да и я не назвал свою. Она подошла ко мне перед концертом и завела разговор.

– Эта женщина не показалась тебе знакомой, может, ты когда-то раньше встречал ее?

Сидевший напротив него мужчина решительно мотнул головой:

– Нет, я никогда не видел ее прежде. Иначе вспомнил бы точно.

– И что в ней было странного?

– Сначала я не заметил ничего такого, она показалась мне крайне приятной. Красивая и немного таинственная.

– Как она выглядела?

– Стройная, с хорошей фигурой, длинными ногами и темными волосами. Необычно сильно размалеванная для Готланда и уж тем более для сельской местности. Наши женщины и одеваются, и красятся иначе. Поэтому я решил, что она, наверное, с материка.

– Ты не спросил ее об этом?

– Да, и, по ее словам, она приехала из Стокгольма. Ну, в ней узнавалось дитя большого города, слишком уж уверенной в себе она казалась. Но, как ни странно, говорила немного на готландский манер, на некой смеси местного и столичного диалектов, но все равно необычно.