Катерина Даймонд - Секрет [litres]

– Я не должен об этом говорить.

– И все же придется сказать. Итак?

– Пока это всего лишь слухи, но Стэнтон уже кого-то принял на работу. На твое место.

– Что?

– Все команды снова укомплектованы. Вряд ли ты вернешься в отделение, Грей.

– Как они могли? – Стараясь сохранить спокойствие, Имоджен прикрыла глаза и глубоко вздохнула. После самоотверженной работы вот такая благодарность?

– Не знаю, как и почему. Даже не знаю, правда ли это…

– О, не сомневаюсь, что правда. Пустых слухов не бывает.

Имоджен откинула одеяло, вытащила из вены иглу капельницы и медленно спустила ноги с кровати.

– Какого черта ты делаешь?

– Привези кресло, Гэри. Пора на прогулку.

Едва Имоджен вкатилась в отделение полиции, все взгляды сосредоточились на ней. Танни послушно направил кресло мимо столов, в кабинет старшего детектива-инспектора Стэнтона. Сэм вскочил и бросился наперерез.

– Имоджен, что, черт возьми, ты здесь делаешь?

– Не хочется тебя огорчать, но я выжила.

– Что?

– Мы с тобой больше не друзья, Сэм. – Она понизила голос. – Даже разговаривать не хочу.

– В чем дело? О чем ты? За что так разозлилась?

Имоджен подняла руку, чтобы Танни не вез дальше. Тот сразу остановился и отошел в сторону, чтобы не слышать слов. Имоджен поманила Сэма и прошептала как можно тише:

– Мне известно, что ты сделал, Сэм. Известно, что приказал им меня зарезать. Известно, насколько ты грязен. – Голос предательски сорвался. После того, что Браун сотворил с ней и с ее ребенком, хотелось одного: убить.

– Ты все неправильно поняла. Позволь объясниться!

– Мы больше не разговариваем. Слышал? Все кончено.

Она взмахнула рукой, и Танни снова взялся за ручки кресла. Имоджен была еще крайне слаба; поддерживал лишь гнев. Стэнтон открыл дверь, и Гэри вкатил кресло в кабинет.

– Крикни, когда понадоблюсь, – предупредил, выходя и закрывая за собой дверь. Имоджен посмотрела через стекло и увидела, как Сэм подошел и что-то спросил, а Танни в ответ пожал плечами. Она не поделилась с ним подозрениями, так что Гэри действительно ничего не знал. Лежа на больничной койке, решила больше никогда никому не доверять.

Стэнтон посмотрел с выражением сочувствия и тревоги, а Имоджен внезапно пожалела о решении сюда приехать, хотя в больнице не сомневалась в собственной правоте.

– Сюрприз, ничего не скажешь. Зачем ты это сделала, Грей? Я разговаривал с доктором, и он предупредил, что до выздоровления еще далеко.

– Чувствую себя значительно лучше, – соврала Имоджен.

– И выглядишь намного лучше, чем я предполагал.

– Даже не знаю, радоваться или нет.

– Похудела.

– Правда? – Избитая похвала в адрес женщины показалась оскорбительной. Разумеется, трудно принять подобный комплимент, когда половину твоего желудка отрезали после того, как шовинист-психопат превратил его в месиво.

Стэнтон понизил голос:

– Доктор все рассказал.

– О чем?

– О ребенке, Имоджен. Почему ты ко мне не пришла, не сообщила новость? Никогда бы не позволил отправиться одной в дом этого сумасшедшего типа.

– Не позволил мне? Сделай одолжение. К тому же сумасшедший тип здесь ни при чем. Не сделал ничего дурного.

– Страдаешь стокгольмским синдромом? – Стэнтон пытался справиться с чувствами, однако гнев все равно выплескивался. – Разве тебе не твердили, что он был плохой новостью?

– Был? Он не мертв.

– Почти мертв. У него слишком много врагов. Начальство не радо тому, как обернулось дело; тому, что случилось с тобой. Нельзя было ехать туда одной. Ты нарушила правила оперативной работы и выставила все отделение в самом нелепом свете. Местные газеты смаковали историю, а у сослуживцев твое имя вызывает замешательство.

– Бог мой, почему не скажешь прямо, что я стала посмешищем?

– Всегда существует отставка по медицинским показаниям.

– Заткнись, Дэвид. Не собираюсь уходить в отставку.

– В любом случае начальство хочет, чтобы после возвращения на службу ты некоторое время держалась в тени – пока инцидент не забудется. Нам удалось принять меры против публикации твоего имени, но, честно говоря, оно уже прозвучало. Даже после большого успеха Сэма нам еще не удалось восстановиться. Ты серьезно ослабила позиции. Слава богу, что не умерла. Тогда журналисты подняли бы дикий шум.

– Требую перевода.

– Что?

– После выздоровления не смогу вернуться сюда. Если всех подвела, то никто больше не захочет со мной работать. Разве не так?

– И куда же поедешь?

– Должна постоянно оставаться рядом с мамой, так что далеко отправиться не могу.

– Ты уже думала о конкретном месте?

– Хочу перевестись в Эксетер.

– А если начальство не согласится?

– Тогда заставишь согласиться, Дэвид. Наш с тобой роман был забавным, но ведь он серьезно нарушал все правила. Огласка тебе не нужна. Что скажет жена?

– Неужели угрожаешь?

– Нет. Просто объясняю, что после недавних событий нам следует держаться подальше друг от друга. Я не могу оставаться рядом с тобой. После потери ребенка – твоего ребенка…

– Полагаю, перевод в Эксетер не имеет отношения к этому мерзкому Кинкейду? Ты с ним спала? Был ли это мой ребенок, Имоджен?

– Если думаешь об этом, то иди ко всем чертям, Дэвид. Кроме тебя никого не было. Но теперь уже все кончено.

Правда, однако, заключалась в том, что Дин и в самом деле повлиял на выбор нового места службы. Он неоднократно доказывал свою преданность, и Имоджен считала, что настал ее черед стать на защиту. Подобно ей самой, Дину приходилось с боем пробивать себе путь. Жизнь никогда не баловала, и в результате он стал таким, каким стал. Поведением руководил инстинкт выживания вопреки обстоятельствам. Когда-то этот мощный стимул работал и на нее, но со временем, впустив в душу других людей, она смягчилась и утратила силу духа. А сейчас потребовалось уехать туда, где грязная история никому не известна.

– Отлично. – Стэнтон вернулся за стол, всем своим видом показывая, что разговор окончен. – Посмотрю, что можно сделать.

Имоджен повернула кресло и сразу въехала в стекло. Танни бросился к двери и открыл. Она покатилась к выходу, и верный рыцарь тут же схватился за ручки. Сэм сидел на своем месте и наблюдал. Хотелось бы набраться мужества, чтобы обвинить его при всех. Странный, несуразный факт заключался в том, что на стороне она не давала повода для нападения. Враги если и существовали, то здесь, в отделении. Никто не хотел, чтобы ему напоминали о собственной уязвимости, особенно коллеги. Неважно, что она была женщиной и нападение привлекло внимание к участи женщин-полицейских по всей стране. Шум вокруг ранения стал победой плохих парней, поскольку усилил страх в обществе и продемонстрировал полную беспомощность полиции.