Марина Серова - История с попугаем [litres]

– Но с годами вы сменили гнев на милость?

– С годами… после смерти Юрочки я осталась совершенно одна на свете, – всхлипнула Филаткина. – Не считая Аркаши, конечно. А Виктор… он тоже одинок. Иногда я навещала его, что-то готовила, мы вспоминали прошлое. Ну что в этом плохого?

Перед глазами у меня возникла трогательная картинка – старичок и старушка сидят рядышком. Просто плакать хочется.

– Ладно, оставим в покое вашего бывшего мужа. Он в этой истории посторонний. Давайте вернемся к рецидивисту Шмакову. Как вы его убили?

Буракова, она же Филаткина, странно посмотрела на меня и покачала головой:

– Женя, у вас при себе диктофон или что?

Я продемонстрировала пустые руки:

– Ничего нет. Да мне и не нужны ваши признания. Я и так уже поняла, что вы покинули квартиру не в панике, не второпях. Вы навели порядок, собрали деньги и документы. Случившееся не было для вас шоком. Вы сами приготовили ловушку с выключателем. Возможно, вы не знали, что в нее попадется именно Шмаков. Но кто-то из бандитов должен был к вам пожаловать.

Филаткина молчала.

– Мишаня Шмаков просто оказался самым сообразительным. Он выследил вас и проник в квартиру. На ваше счастье, Шмаков решил не делиться этой новостью со своими подельниками. Решил прикарманить себе бриллианты Козыря. И угодил в вашу западню.

– Когда я вошла в квартиру, он уже был там, – голос моей клиентки звучал глухо. – Я видела его силуэт на фоне окна. Он мне сказал: «Ну, здравствуй, сука старая. Сейчас я тебя убивать буду». Я сказала: «Миша, это ты? Зажги свет. Там, за шкафом. Хочу на тебя поглядеть». Он дотронулся до выключателя… а что мне оставалось делать?

– Ольга Дмитриевна, я бы не хотела оказаться на вашем месте… не знаю, как бы поступила я. Но знаю, как поступили вы. Вы убили человека. Я не могу вас защищать. С этой минуты вы больше не моя клиентка.

Реакция Филаткиной меня поразила. До сих пор старая дама была сдержанной и вполне владела собой. Но после моих слов Ольга Дмитриевна побелела как полотно, схватила меня за руку и завизжала:

– Не бросайте меня! Женя, они меня убьют! Сначала выпытают, где драгоценности, а потом прикончат! Я этих людей знаю, они не остановятся ни перед чем.

– Да, я тоже так думаю. Поэтому нам с вами лучше всего пойти в полицию. Причем не здесь, в Балахове, где вас никто не знает, а в Тарасове. Предлагаю обратиться к следователю, которая вела дело о гибели Шмакова. Она в курсе ваших проблем.

– Женя, но я не могу, – пролепетала старушка.

– Ольга Дмитриевна, что вам дороже – какие-то бриллианты или собственная жизнь?! – заорала я.

Филаткина всерьез и надолго задумывалась. Я не мешала старушке. В конце концов, бриллианты – такая притягательная штука, расстаться с ними непросто. Ольга Дмитриевна двенадцать лет считала себя их владелицей. И вдруг вот так взять и отдать?!

С некоторым сочувствием наблюдая за душевной борьбой моей клиентки, я предложила:

– Давайте сделаем так: вы сообщите мне, где спрятан клад Козыря.

– Зачем это? – старушка подозрительно уставилась на меня.

– Сейчас вы единственный человек, кому известна эта тайна. А так нас будет двое.

– И чем это мне поможет? – Подозрения Филаткиной росли как на дрожжах. Пожилая дама даже немного отодвинулась – видимо, опасалась, что я наброшусь на нее и примусь выпытывать местонахождение клада.

– В случае, если вас все-таки убьют, я смогу передать драгоценности полиции.

– Вот здорово-то! – с иронией в голосе воскликнула Филаткина. – Вы не представляете, как полегчало у меня на душе!

Моя клиентка поднялась в полный рост и сжала кулачки.

– Нет, – решительно сказала старушка. – До тех пор, пока я не окажусь в полной безопасности, я никому не открою тайну. Вот когда эти отморозки окажутся за решеткой, тогда и расскажу.

Я посмотрела на стиснутые кулаки пожилой женщины, на подозрительно прищуренные глаза и сжатые губы и поняла – не скажет.

– Но вы готовы поехать вместе со мной в Тарасов и заявить в полицию?

Филаткина вздохнула и едва слышно выговорила:

– Раз уж нет никакого другого выхода…

– Никакого, – твердо сказала я.

Мы вернулись в дом Муромцевых. Я была уверена – мы обо всем договорились. Ольга Дмитриевна побежала собирать вещи и документы, а я решила напоследок проститься с Альбертом. Пусть мой Дюрер не оправдал моих ожиданий, все-таки я не могла уехать вот так, ничего не объясняя.

Выглядела я не лучшим образом – кроссовки в грязи после моих партизанских вылазок в лес, на мне полинявшие джинсы и ветровка, волосы растрепались от ветра, за время жизни в Балахове лицо стало загорелым и обветренным. Но ничего, наводить марафет я не собираюсь. Во-первых, мне просто некогда. Мы с Филаткиной покидаем этот дом навсегда. А во-вторых, Дюрер столько раз твердил, что я прекрасна… Пусть полюбуется напоследок.

Но меня ждал сюрприз – художника дома не оказалось. По привычке я толкнула его незапирающуюся дверь и вошла. Но вместо Дурова в комнате учителя находилась какая-то незнакомая женщина.

Гостья была красива – очень ухоженная блондинка, очевидно, прилагавшая много усилий, чтобы казаться еще моложе. Брючки-капри, легкая блузка, изящные туфли и сумочка на плече. Незнакомка сидела на краешке стула, как будто боялась запачкаться, хотя в комнате Альберта было очень чисто – в отличие от тех художников, у которых в гостях рискуешь сесть на тюбик с краской, мой Дюрер всегда поддерживал идеальный порядок. Женщина удивленно взглянула на меня. Светлые пряди обрамляли лицо, стрижка явно была сделана у дорогого мастера. Легкие морщинки у глаз выдавали возраст, который гостья старалась скрыть.

Я остановилась на пороге – ни разу за все время нашего романа Дюрер не упоминал о своих родных. Может быть, это его сестра? Ага, как же! Охотникова, приготовься – сейчас тебя ждет еще один пинок прямо в сердце…

Незнакомка удивленно приподняла идеальные брови и спросила:

– А вы, очевидно, Зоя Константиновна Муромцева, квартирная хозяйка?

Я задохнулась от возмущения. Ах ты, стерва! Ну, держись у меня!

– Берт много о вас рассказывал, – между тем как ни в чем не бывало продолжала гостья.

«Берт?!»

– Спасибо, что были к нему так внимательны, – усмехнулась женщина. – Он очень нуждается в материнском присмотре…

Нет, теперь вижу – точно не сестра!

Сладко улыбнувшись, я обратилась к гостье:

– Ну что вы! Мне только в радость. Альберт Генрихович такой положительный жилец! Сам у себя убирает, чистота, вы только поглядите – как в аптеке! Не то что мой охламон – сапожищами грязи натащит, а как с рыбалки вернется, вся постель в рыбьей чешуе!

Незнакомка едва заметно поморщилась. Видимо, уже пожалела, что вступила в разговор. Но я не собиралась отступать – напротив, уселась за стол и расположилась вполне по-хозяйски.