Людмила Грицай - Закон бумеранга

При этом Владимиров удивился, когда в конце рабочего дня, спускаясь к выходу, застал у дверей Ольгу Соловьеву. Та стояла недалеко от входа в длинной до пола юбке, которая шла ее стройной фигуре и небольшой шубке до пояса.

— А я Вас жду, Дмитрий Александрович, — с некоторой наигранностью сказала Ольга. — Вы на машине? Нет, а вот я сегодня за рулем. Давайте подвезу.

Владимиров быстро понял, что садиться в машину Соловьевой не должен. Просто потому, что он подозревал эту женщину в нескольких преступлениях. Поэтому он решил вернуться в свой кабинет, благо тот после окончания времени службы, был свободен. Ольга достаточно спокойно согласилась и на этот вариант.

Пока они поднимались по служебной лестнице, Владимиров про себя отметил, что совершил ошибку, не проверив, имеет ли Соловьева права, а ведь была угнана машина. Хотя права сейчас имеет такое количество женщин, что искать преступника по этому критерию было бы глупо.

— Я не знала ли, стоит ли мне к Вам приходить, — начала разговор Соловьева.

Что-то в ее лице выдавало, что она ждет сейчас психологической помощи от Владимирова. Но майор не высказывал никаких эмоций, просто слушал свою собеседницу. Догадавшись об этом, Соловьева продолжила:

— Но я все равно решилась прийти. Знаете, сначала я думала, что с этим будет легко жить, но вот уже четыре ночи совсем не могу спать. Даже снотворное не помогает. И я решила все-таки на шаг… Но это неважно, я решила все Вам рассказать. Как все было.

— Это сделали Вы? — мягко без нажима спросил Владимиров.

— Да, — просто ответила Соловьева. — В целом все оказалось нетрудным. Игореша. Он рассказывал, где она хранит бумаги. Понимаете, она была умна и жестока, но при этом каждую бумажку хранила. Такая привычка. Даже такую, которую лучше было бы вообще не хранить. Он случайно увидел, разобрался и испугался. Дурачок. Слабый он был. Душа тонкая, доверчивая. Как он переживал, что мы с ним в театре потеряли наши роли. Ведь он даже Вронского репетировал, а мне Анну не дали, ну да Бог с ним. А потом Николай Алексеевич уехал, а новый худрук нас как-то быстро задвинул. Он все какие-то комейдики стал ставить, зритель валом повалил, а это ведь деньги, но нас в этих комейдиках не видел. Старые спектакли ушли, а новых нет. Вроде числимся в штате, а на сцену два-три раза в месяц выходим.

Соловьева вздрогнула, несколько поддалась вперед всем телом, однако заметив взгляд майора, встрепенулась, продолжила:

— Да, зачем я о театре… Это не ваше, это наше. Игореша переживал тогда сильно, но я решила, надо искать выход какой-то. А тут как раз театр детский, чтобы устроиться на эти должности мы уже себе что-то заработали, авторитет я имею в виду. Взялись за дело. Втянулись. И дети. Знаете, у нас своих не было. Сами виноваты. А дети помогают. Поддерживают как-то. И зря говорят, что современные дети только гаджетами живут, это все внешнее, а внутри — они мягкие — еще многое с ними можно сделать. Я опять отвлеклась. Простите. Страдаю многословием. Мой порок…

Соловьева вздохнула. Странно, но Владимирову казалось, что она перед ним вовсе не играет. От того и говорит несколько путано. Искренне волнуется. А ведь актриса, но быть настоящей еще не разучилась.

— Да. А вот с чего началось. Мы с детьми конкурс выиграли. Большой. Международный. Нас поздравляли во Дворце. И там эта женщина была. Она сразу на Игорешу как-то нехорошо посмотрела. А я сразу не заметила. Он потом стал как-то странно пропадать, не ночевать сначала, а через месяца два совсем ушел. Я переживала, даже похудела сильно. Но ничего. Дети меня спасли. Работала. Он из Дворца уволился. А в театре мы с ним иногда виделись. Я думала, что эта женщина за него хоть похлопочет, чтобы ему роли какие-то достались, знаете, он всегда хотел играть серьезное что-то. Смешно. Доктора Живаго хотел сыграть. Так это же роман, не пьеса, ее вообще почти не ставят на сцене. А через полгода он вернулся. Измученный какой-то. Я приняла. Простила. Стали жить. Во Дворце он не захотел работать. А однажды мне все рассказал. Все про эту женщину. Она бумаги хранила в электронном виде в компьютере. У нее за городом квартира, без Интернета компьютер. Даже на флешку себе ничего этого не скидывала. Документы были в экселе. В специальной папке и все.

Ольга замолчала. Владимиров понял, что в это раз он должен ей помочь.

— Вы решили достать эти документы, когда Ваш муж умер?

— Сначала нет. Я не думала, — отозвалась женщина. — Не поняла я, зачем он решился на такое. Но он сломился совсем. Особенно после этой истории. Не видел для себя ничего хорошего в будущем. Я себя виню, в наших отношениях холод какой-то пошел после всего. Я все-таки обижалась. А он… Видимо, давно эту мысль вынашивал. И осуществил. А я потом жила. Работала. Актрисам — им легче. Они могут маску надеть. А что там в душе. Бог весть. Но решила все сделать не сразу. Все как-то забавно получилось. Как у Агаты Кристи. Скажите, а из меня получилась бы какая-нибудь мисс Марпл?

Соловьева чуть прищурила свои серые глаза, однако почувствовав, что ее шутка не удалась, продолжила:

— Сейчас же век детективов. Очень они популярны. На сценах театров теперь что в репертуаре: комедий штук пять или семь, мелодрамы какие-нибудь, может быть, хоть что-то из классики и детективы. Их зритель любит. Идет охотно. Голосует, как говорится, ногами. И я в юности детективов перечитала достаточно. А спланировать все было легко. Манто забрала. Оно ведь белое, тонкое, вместе с платьем своим запросто в пакет положила. Никто и не заметил. Своя я ведь в театре. Для своих здесь особые законы. Ведь знала я, что платье не возьмет Анна Васильевна, примета дурная, кто же после такой свадьбы — считай от покойника — платье-то захочет. Потом на банкете только показалась, фужер разбила, чтобы меня еще больше запомнили, что была, осколки собрали вместе. А дальше я к машине, за МКАД, в квартиру. Ключи-то у Игореши остались от машины и квартиры. Почему-то эта женщина у него их не забрала. А там за компьютер, все скачала. И даже позабавилась: пароли доступа к карте ее зарплатной забрала. В ту же ночь, когда в Торжок ехала, с ноутбука, который специально купила для этого, перевела все на Яндекс-деньги, а затем в фонды для детей благотворительные. А когда домой вернулась, то и ноутбук магазин обратно сдала.

Опять повисла пауза. Владимиров решил задать вопрос.

— А как вы добрались до Торжка? И ведь на вашем месте в автобусе кто-то сидел?

— Это сейчас очень просто. Познакомилась на рынке с бабулей. Она там торгует, работает, а сама из Твери. Внуков видит редко, переживает. А я ей рассказала, что меня командируют в Торжок, да я ехать автобусом не хочу, а мне дорогу только так оплачивают. Потом купила на свой паспорт в кассе билет на тот день, когда надо, билет перепечатала с ее фамилией и паспортными данными. Контролеры в автобусах проверяет лишь паспорт, чтобы с билетом совпадал, время и дату и крестик ставит на месте, которое пассажир занял. А на какой паспорт был куплен билет — это уже никого не волнует. Сама сколько раз ездила. Так всегда было. Вот бабуля и прокатилась за меня до Торжка бесплатно. А я просто попутку взяла. Сейчас это можно. Так с ветерком за четыре часа и добралась. Еще подождать пришлось немножко.