Борис Васильев - Щит и меч, № 4, 1995 (сборник)

Валентин подвернул к самой опушке и приземлил вертолет у могучих, разлапистых елей.

Троица оживилась, и едва лопасти винта остановились, высыпала наружу. Здесь было относительное затишье, но слышно было, как ветер гудит в вершинах деревьев, видно, как, перебрасывая поверху снег, швыряет его на луг и несет, тянет по скату к речушке.

— И куда ты нас завез? — с настороженной и недоверчивой усмешкой спросил у спустившегося на землю Валентина Чукча.

— Не дотянули километров двадцать. Может, чуть более, — твердо ответил Валентин.

— Откуда такая уверенность? — усомнился Чукча.

— От верблюда, — оборвал Валентин, давая понять, кто здесь хозяин положения и что он не потерпит вмешательства в его летные дела.

Чукча, не привыкший к такому с ним обращению и уполномоченный на борт старшим самим начальником охраны, будто поперхнулся грубостью пилота и не мог какое-то время вымолвить ни слова. Лицо его налилось гневом.

— Ну ты, летун, поосторожней на виражах, — зло прошипел, — а то сорвешься в штопор. Ты забыл, кем я послан?

— Да хоть самим Богом или чертом. Но пока ты находишься на борту вертолета, я здесь командир, и ты будешь выполнять все мои команды.

— А мы уже на земле, а не на борту, — усмехнулся зло Чукча. — Так что полномочия твои кончились.

— Тогда можешь продолжать путь пешком. Не возражаю, — стоял на своем Валентин.

— Он прав, — пришел вдруг на помощь пилоту прокурор. — Пока он не доставит нас к месту назначения, он капитан судна и наш командир. И не надо спорить. Лучше объясните, что будем делать дальше.

— Уже темнеет. Придется ждать утра.

— Ты что? Нас ждут сегодня! — повысил голос Чукча.

— Сегодня не получится. Видишь лед на лопастях? Мы не поднимемся.

— Давайте обколем его.

— Попробуй. Думаешь, это так просто. И бессмысленно: через пять минут лопасти снова обледенеют, и мы грохнемся в тайге. Ко всему, надо определиться, где мы сели.

— То же мне, хваленый летчик, ас, а завез куда, сам не знает, — продолжал возмущаться Чукча. — Определяйся, а мы обследуем вокруг, может, где какая деревушка рядом. — Он позвал Кукушку и, взяв его под руку, повел вдоль речки, что-то говоря ему чуть ли не на ухо, в чем-то убеждая, Кукушка, похоже, возражал. Валентин догадывался, что предлагает напарнику Чукча, и если бы он был уверен в месте своего нахождения, он сегодня разделался бы с летчиком и прокурором. И Валентин не случайно умолчал, что и завтра они не смогут продолжить полет — топлива в баках осталось на донышке. Надо продержаться до утра…

— Значит, нам придется заночевать в вертолете? — подошел к Валентину прокурор.

— Придется, — согласился Валентин.

— А почему вы не воспользуетесь рацией? Вы связывались с Комсомольском-на-Амуре?

— Связывался. Но слишком большие помехи, ничего не разобрать. И высота полета у нас была малая… Да и что в такую погоду можно сделать? Только ждать.

— Может, действительно где-то поблизости есть селение?

— Вряд ли. Во всяком случае, на карте не отмечено.

Чукча и Кукушка вернулись через полчаса, когда начало уже темнеть.

— Ну, определил, куда нас завез? — вернулся к своим начальническим манерам Чукча.

— Определил, — холодно ответил Валентин.

— Покажи на карте.

Валентин полез в кабину и расстегнул на всякий случай кобуру пистолета — от этого уголовника всего можно ожидать, хотя рискнуть идти в ночь неизвестно куда может только недоумок. Да и груз надо тащить: шестьдесят килограммов золота, продовольствие. Посмотрел вначале карту сам и подобрал похожую по конфигурации местность. Вышел, ткнул пальцем.

— Примерно вот здесь.

— Примерно, — передразнил Чукча. — А речка где?

— Такие речушки на карту не наносят. И это не речка, протока.

Чукча долго рассматривал карту, сломленной веточкой измерил расстояние до Тугура.

— Да тут по прямой более тридцати километров, а если петлять…

— На Дальнем Востоке сто километров — не расстояние, как и сто рублей — не деньги, — пошутил Валентин.

— Ну, для таких летунов, — съехидничал Чукча. — Посмотрим завтра, — и замолчал, поняв, что сказал лишнее.

Значит, на завтра они с Кукушкой предусмотрели и такой вариант — добираться до побережья пешком: погода не обещает улучшения — циклоны тут бушуют по неделе. Об остатке топлива они, конечно, не догадываются. Валентин тоже продумал кое-какие варианты. Но одному с двумя справиться будет непросто. Посвящать же прокурора в намерение охранников опасно — все может испортить: жестокие люди, убедился Валентин, как правило, ограниченны, недоверчивы и слишком эмоциональны. А в их положении нужна выдержка, хладнокровие и точный расчет. Да у прокурора и оружия нет, а доставать из тайника ружье — там хранились и лыжи, — было рискованно. Поэтому придется надеяться на собственную смекалку и собственные силы.

Чукча подержал карту в руках, видимо, обдумывая: отдавать ее или оставить себе — завтра она очень пригодится. Глянул в глаза Валентину и понял, что летчик не из тех, кто спасует перед ним. Вернул, сказал примиренчески:

— Что ж, доживем до завтра. Идемте ужинать, пока не стемнело.

Все снова забрались в вертолет, расселись по двое на жестких, холодных сиденьях друг против друга. В рюкзаках у Чукчи и Кукушки оказалась и водка, и «бортпаек» — как называл Кукушка солидный запас колбасы, консервов и хлеба, которых хватит на целую неделю. Значит, в дорогу охранники готовились капитально: и термосы с горячим чаем, и даже складные рюмки.

Валентин приобщил к общей закуске и свой «бортпаек» — два бутерброда с колбасой и два с сыром, специально приготовленные к этому полету, от выпивки отказался:

— За штурвалом не пью.

Прокурор поддержал компанию, но то ли из-за своего высокого положения, то ли из-за неопределенной ситуации, в которую попал впервые, пил понемногу и старался не выдать волнение, таившееся в глубине души и временами прорывавшееся наружу осторожными вопросами: «А вы не пытались связаться по рации с другими аэродромами?.. И никакие другие станции не отвечают?..»

Если бы узнал о настоящей обстановке, о грозившей ему и летчику опасности, трудно предсказать, как бы повел себя…

Чукча, захмелев, стал говорливее и вроде бы подобрел, но временами привычки старшего охранника брали свое, и он обрывал собеседников на полуслове, заставляя слушать только его и не противоречить.

Валентин не принимал участия в разговоре, с трудом удерживал себя в застолье в надежде услышать еще что-нибудь, относящееся к завтрашнему дню — что у трезвого на уме, у пьяного на языке. И не ошибся. Спустя некоторое время, когда охранники наговорились между собой и опустошили вторую бутылку, Чукча обратился к Валентину: