Фрауке Шойнеманн - Спасти Одетту

Впрочем, ладно – основное здание усадьбы, вон там слева, вроде бы вполне ничего. И прилегающие к нему строения выглядят ухоженными и по-домашнему уютными, решил я. Вот только этот всепроникающий, густой, теплый, отвратительно-сладковатый запах навоза – святые сардины в масле! Это просто невыносимо!

Тем временем Кира вытащила Одетту с зад него сиденья, и они вместе принялись осматриваться во дворе. И, казалось, были весьма воодушевлены увиденным. Ну и ну, быть этого не может! Ведь Кира так далека от этого всего! Она городской ребенок. Настоящий цветок асфальта. Вонючий навоз, сено, солома, огромные лошадиные уши и выпученные глаза – это все просто не может прийтись по душе моей лучшей подруге.

И уж наверняка это все не может понравиться Одетте.

– Милая, – мяукнул я, – я и сам в ужасе от места, в котором мы очутились. Поверь мне.

Я бы очень хотел пообещать ей, что мы сию же секунду развернемся и отправимся в обратный путь. Вот только боялся, что без самоходной тележки Вернера дорога для моей возлюбленной окажется слишком дальней.

А судя по сиявшим на лицах Анны и Вернера улыбкам, им тут действительно нравилось. Да неужто они совсем ослепли?! Они что, не чуют эту вонь? О чем только эти двое думали, когда решили провести в таком месте день, который вообще-то должен стать самым прекрасным в их жизни?

– Уинстон, не переживай, пожалуйста, мне тут очень нравится. Свежий воздух, природа, простор и зелень. Лучше места для появления на свет наших детей просто не придумать.

Ну, тут все ясно: взгляд Одетты затуманили гормоны беременности. Иначе она пришла бы в такой же ужас, что и я. Но с нашими малышами в животе она словно бы смотрит на мир сквозь розовые очки. Ничем больше сияние ее глаз и мягкую улыбку в уголках рта я объяснить не мог.

А теперь она еще и спрыгнула у Киры с рук. И Кира беспрепятственно ее отпустила. Что?! Кира! Не будешь ли ты так добра поднять ее обратно? Эта грязная пыль под белоснежными лапками – просто неприемлемо!

Но Кира, похоже, витала где-то в облаках. Она все еще восхищенно оглядывалась по сторонам, совершенно выпустив Одетту из внимания. А потом вдобавок ко всему принялась щебетать тоном, которого я до сих пор еще ни разу у нее не слышал:

– Ах, как же тут хорошо, как же хорошо! И все эти пони и лошадки – я от них просто без ума!

Клянусь своей когтеточкой, это уже внушает страх! Что за дух вселился в мою Киру?!

В то время как Одетта направилась к огромному круглому тюку соломы, стоящему у края какого-то сарая, Кира продолжала радостно чирикать:

– Вернер, как ты думаешь, я ведь смогу покататься тут на лошадке?

Я просто разрывался, не в силах решить, что сделать в первую очередь. Убедить Одетту не лезть на этот пыльный и наверняка ужасно колючий соломенный шар – или отговорить Киру от идеи заняться верховой ездой?

Одетта приняла решение за меня, с удивительной при ее объеме живота легкостью и грацией запрыгнув на тюк. Вернер же пообещал, что чуть позже спросит господина Шульце-Науманна, можно ли тут покататься на лошади. Для меня это означало вот что: во-первых, Одетта вновь поступила по-своему, а во-вторых, у меня еще есть в запасе немного времени, чтобы предупредить Киру о страшных опасностях, гарантированно поджидающих всякого, кто решит взгромоздиться на спину этих лохматых тварей.

– Одетта, умоляю тебя, спускайся! Кто знает, что может скрываться там в пыльной соломе. Клещи, блохи, комары… и уж наверняка ничего хорошего для тебя и наших малышей.

Но Одетта в ответ лишь вяло отмахнулась:

– Уинстон, прекрати! Тут наверху просто замечательно. Веет легкий теплый ветерок, солома мягкая и приятная. Кроме того, поездка немного меня утомила, а здесь можно прекрасно отдохнуть. Пожалуйста, будь так добр – дай мне немного побыть в тишине и покое.

Мяв! Я был совершенно с этим не согласен. Но Одетта не только несказанно прекрасна – порой она бывает еще и несказанно упрямой. Я мог бы хоть из шкуры вон вылезти, но, раз она решила, что ей там, наверху, хорошо, ее не переубедить. Что поделать – она такая, такой я ее и люблю. Хотя порой, когда она никак не хочет признавать мою правоту, и приходится нелегко. Несмотря на это, я бесконечно счастлив, что мы наконец-то настоящая пара и вот-вот станем родителями. Ведь Одетта отдала мне свое сердце далеко не сразу. Поначалу она считала меня трусливым квартирным котом, да и попросту слабаком. К счастью, проявленное мной в роли супердетектива бесстрашие помогло убедить ее, что на самом деле я кот мирового класса! Нам с Кирой удалось упрятать за решетку по меньшей мере пятерых преступников, с блеском раскрыв дела, которые, несомненно, поставили бы в тупик полицию!

Я решил сидеть под тюком, чтобы защищать Одетту от опасностей, подстерегавших ее в диких пампасах Люнебургской пустоши. Но и это пришлось ей не по нраву:

– Иди прогуляйся, Уинстон, пожалуйста. Я не могу расслабиться, когда ты сидишь тут внизу и все время на меня пялишься, задрав голову.

Святые сардины в масле, ну почему Одетта так упорствует в своем неблагоразумии?! Впрочем, что поделаешь, не ссориться же с ней. Тем более что доктор Вильмес говорила, что кошкам на сносях вредно волноваться.

Лишь это последнее соображение заставило меня сдать позицию. Разумеется, отступил я не слишком далеко, а лишь настолько, чтобы не упускать из поля зрения тюк соломы с Одеттой наверху.

Я поплелся вдоль длинного здания конюшни, и тут меня внезапно нагнала Кира:

– Что, Уинстон, тоже решил осмотреться на местности? Я вообще-то должна сейчас помогать выгружать вещи из машины. Но Вернер с мамой и бабушкой пошли получить у администратора ключи, чтобы заселиться в номера. А я воспользовалась моментом и смылась! – Она заговорщицки ухмыльнулась. Я едва узнавал свою Киру – она была словно не в себе. На лице ее блуждала блаженная улыбка, и голос снова показался мне каким-то совсем чужим. Чересчур возбужденным. – Ох, Уинстон, – счастливо выдохнула она. – Я же всю свою жизнь мечтала оказаться на конном дворе, где держат пони! И как же здорово, что Одетта родит деток здесь, на свежем воздухе, на природе!

Я уставился на Киру. Свежий воздух? Что-что? Да здесь же адски воняет. Отвратительно. А эта самая природа таит в себе тысячу опасностей: тут тебе и мошки, и кузнечики, и черви, и пчелы, и комары – да-да, здесь же наверняка никуда не скрыться от комариной напасти.

Я мяукнул, вложив в голос как можно больше упрека, но Кира на меня уже не смотрела – мысли ее были заняты другим.

– Ой, смотри, Уинстон, какой хорошенький черный пони в паддоке [2] Паддок – огороженная открытая или с навесом площадка, примыкающая к конюшне, предназначенная для содержания лошадей на открытом воздухе; загон. (Здесь и далее прим. пер.) прямо перед нами – никогда еще таких не видела, а ты?! – Не успел я посоветовать ей держаться от черного чудовища подальше, как она уже просунула руку за забор и потрогала мохнатое существо за белый нос: – Привет, это кто у нас тут такой? Меня зовут Кира, и я только что влюбилась без памяти.