Ольга Баскова - Брегет хозяина Одессы

Так, в своих мыслях, женщина простояла больше двадцати минут, а потом, с трудом оторвавшись от ствола, удивленно огляделась по сторонам. Странно, но часовщик не появлялся. Может быть, отправился к племяннице? Да нет, как-то он разоткровенничался с ней и рассказал, что в дом к племяннице ни ногой – мужа ее не терпит.

Эмилия Ефимовна снова подошла к крыльцу соседа и посмотрела на окно, завешенное белым тюлем. Ей показалось, что занавеска шевельнулась. С завидной быстротой она рванула к дерматиновой двери и дернула за ручку. К ее удивлению, дверь открылась с каким-то жутким скрипом, и пожилая женщина вошла в темный коридор. Странно! Моисей Григорьевич всегда запирал дверь. Может быть, ему стало плохо? Эмилия Ефимовна заторопилась в гостиную:

– Моисей Григорьевич, вы где?

Тишина, страшная, липкая, окутала ее, словно паутина, и соседка почувствовала дрожь в коленях.

– Моисей Григорьевич! Что с… – споткнувшись о что-то, лежавшее на полу, женщина остановилась как вкопанная. Часовщик лежал на ковре, неестественно подогнув правую ногу, широко раскрытые невидящие глаза уставились в потолок. Соседка охнула и побежала в сад, хромая, как подстреленная птица.

– Гольдберга убили! – истошно закричала она, и в ответ ей каркнула ворона. – Убили, убили!

Эмилия Ефимовна заскочила в свой дом и, схватив трубку телефона, быстро принялась набирать короткий номер. Руки ее дрожали, пальцы не слушались, но она поборола дрожь и, когда в трубке раздался суровый голос: «Милиция», – выпалила:

– Человека убили! Скорее приезжайте!

Южноморск, наши дни

Сергей Ивашов бегло пересмотрел дело, с которым собирался выступать в суде, и взглянул на большие стенные часы, оставшиеся от прежнего арендатора офиса, тоже адвоката. Его всегда удивляло, почему предшественник вынес все, что приобрел за пять лет работы, оставив только эту вещичку? Может быть, она не вписывалась в интерьер его нового загородного дома? Или они мешали ему спать, добросовестно отбивая каждый час? Как бы там ни было, Сергей не возражал. С часами он нашел общий язык, порой разговаривал с ними, советовался, делился переживаниями. Вот и сегодня, убрав в шкаф дела, он коротко сообщил:

– Все, дорогие мои, рабочий день окончился. Мой, по крайней мере.

Часы ответили дружелюбным тиканьем. Подойдя к двери, Ивашов окинул взглядом маленькое помещение, всю обстановку которого составляли лишь письменный стол и два стула – для него и для клиентов, – дернул на себя позолоченную ручку, и в этот момент зазвонил телефон.

– Интересно, кому я понадобился в такое время? – Ивашов, выудив мобильный из кармана, посмотрел на дисплей. Незнакомый номер. Кто это? Новый клиент? – Слушаю, – четко произнес он, и на том конце сразу отозвались:

– Сережа, здравствуй.

Голос был мужской, сочный, незнакомый, и Ивашов растерянно ответил:

– Здравствуйте. А с кем я разговариваю?

Мужчина заволновался, задышал:

– Только прошу тебя, не отключайся, выслушай. Я твой отец, Сережа.

Ивашов хихикнул, сразу придя в себя. Вот те на, папаша объявился! Восемнадцать лет не желал знать о его существовании, уйдя к другой женщине, когда Сергею исполнилось десять, а теперь в почтенном возрасте в нем пробудились отцовские чувства. Или он хочет, чтобы сын представлял его интересы?

Сергей частенько слышал фамилию родного папаши, своего коллеги, из советских милиционеров переквалифицировавшегося в адвоката, ставшего довольно известным, завсегдатаем светской хроники города. Смешно предположить, чтобы он решился обратиться к сыну за юридической помощью.

– Я вас слушаю, – выдавил молодой человек, стараясь вложить в эту фразу все свое презрение.

– Сережа, не отказывайся, давай встретимся, – быстро заговорил Ивашов-старший. – Если ты на меня в обиде, прости за все. Ты мне очень нужен, мой мальчик. Я попал в сложную ситуацию и только тебе могу довериться. Жду тебя в кафе на Екатерининской через полчаса. Мне известно, где твой офис. Кафе в двух кварталах от него.

Он отключился, не дав сыну прийти в себя и не принимая возражений. Сергей немного постоял в раздумье, потом закрыл дверь, спустился к своей машине – новенькому, взятому в кредит «Рено», и, усевшись на водительское сиденье, погрузился в раздумья.

Отец не зря боялся, что сын откажет ему во встрече: слишком подло он вел себя с матерью, да и с ним. Еле-еле дослужившись до капитана (после школы у него не было возможности поступать на юрфак, пришлось довольствоваться средней школой милиции), отец через некоторое время решил все же штурмовать университет. К удивлению семьи, его взяли, без всякого блата и денег. Сначала папаша поступил на заочный, думая продолжить работу в милиции, но это у него не получилось. Прежняя должность оперативника требовала полной отдачи, отец уволился и перевелся на дневной. Все заботы о семье легли на плечи матери, хрупкой маленькой женщины, работавшей медсестрой в городской поликлинике. Она взяла две ставки, кроме того, ходила по домам, делая уколы лежачим больным. От непосильной ноши женщина еще больше похудела и как будто стала меньше ростом. И папаша, здоровый красавец, с небесно-голубыми глазами и пшеничной гривой, стал посматривать на нее с неодобрением, а потом влюбился в однокурсницу, дочь прокурора, и ушел к ней, поставив мать в известность письменно (наверное, духу не хватило сказать ей это в глаза). Так они остались одни. Когда у женщины в паспорте появился штамп о разводе, она усадила сына на старенький диван, обняла, прижала к себе и прошептала:

– Сегодня на суде я отказалась от алиментов. Не хочу иметь с этим человеком ничего общего. Он предал нас, понимаешь? А предателей не прощают.

Ивашов тогда мало понимал, что такое алименты. Его удивило, что лучшая подруга матери, тетя Света, каланча с соломенными волосами, возмущенно выговаривала ей:

– Ну и дура! Хочешь, чтобы он все тратил на свою Викусю? По-прежнему будешь горбатиться на две ставки? Кому ты что этим доказала?

Мать качала головой:

– Пусть так, но мне будет спокойнее. Единственное мое желание – никогда больше о нем не слышать. Я запретила ему приближаться к сыну.

– Ну и дура! – повторяла каланча. – Им только этого и надо!

Совсем не слышать об отце не получалось. Общие знакомые рассказывали, что после университета он не вернулся в милицию, устроился в адвокатуру – и дела пошли в гору. Ставший адвокатом на развалинах Союза, он защищал всех без разбора, в том числе и криминалитет, и заработал неплохие деньги. Правда, его любимая Викуся сбежала от мужа, вечно якшавшегося с бандитами, но, похоже, он не горевал, меняя женщин, как перчатки. О сыне Ивашов-старший тоже не беспокоился, а мальчик ждал, что, вопреки запрету мамы, отец подкараулит его в школе, как делали некоторые родители, поведет гулять, подарит дорогую игрушку – он же теперь богатый! Но чуда не произошло, и Сережа вычеркнул его из своей жизни.