Евгений Ельчин - Бегущий за шпионом

Глубокие глухие удары басовых барабанов и пронзительные трубы достигли Джейка в переулке за Тул Авеню. К тому времени, когда он догнал парад, демонстранты, сгоревшие на солнце и измученные, растоптали Пеннингтон, следуя за Статуей Свободы высотой двенадцать футов, прикрепленной к бортовому грузовику во главе процессии.

Джейк не сводил глаз с факела статуи с длинными красными шелковистыми лентами, которые обозначали пламя, плавающие над шляпами и зонтиками толпы. Когда он, наконец, протиснулся к обочине, статуя прошла, и ветераны Иностранных войн шли парами, таща на себе брезентовые баннеры с трафаретом «Борьба с красным мужчиной» и «Безбожный коммунизм», и каждый коммунист - шпион Москвы.

Все приветствовали, хлопали в ладоши и выкрикивали лозунги, читая их с провисших баннеров. Позади ветеранов застряли шествия ковбоев, которых Джейк видел ранее на Четвертой авеню. Серебристо-белый ковбой возглавлял процессию, и Джейк почувствовал быстрое чувство вины, увидев черное пятно на макушке ковбоя Стетсона. Это был отпечаток шины, оставленный Buick, преследующим после Джейка утром. Ковбой заставлял свою рысь-пони походить на цирк, поднимая передние ноги, наклоняя шею и размахивая своим заплетенным хвостом. Толпа начала хлопать. Джейк тоже хлопнул в ладоши, сильно хлопая ладонями по рукам. Ковбой поднял голову, улыбаясь под своими обвисшими белыми усами и, узнав Джейка, оторвал поврежденного Стетсона и помахал им. Джейк махнул в ответ, улыбаясь. Впервые улыбаясь, потому что не мог вспомнить, когда, еще до того, как Шубин разрушил его жизнь. Было приятно снова улыбаться.

Дама в синем платье в горошек, стоявшая рядом с Джейком, выглянула на него из-под зонта. «Выглядит как твой друг?»

«Ну, - сказал Джейк, не желая лгать, - я видел, как все они проходили здесь сегодня утром, мэм».

«Большой парад, не правда ли?» - сказала женщина в горошек. «Иностранцам лучше подумать дважды, прежде чем они дурачатся с нами».

«Какие иностранцы, мэм?»

Она удивленно посмотрела на него. «Коммунисты, кто еще?»

«Да, мэм», согласился Джейк. «Им лучше подумать дважды».

«Я просто вижу, что ты настоящий патриот, молодой человек».

«Да, мэм», сказал Джейк. «Гордится тем, что американец».

И, сказав это, он почувствовал, как его сердце распухло от славного чувства гордости. Джейк гордился тем, что он американец, и он гордился тем, что общался с честными людьми, не со шпионами и иностранцами и лжецами, а с другими американцами, такими же, как он. Было приятно хлопать, подбадривать и приятно проводить время на этом ослепительном проявлении верности, свободы и правды после всего того ужасного, что с ним произошло.

Затем, на широкой поляне между поплавком Национального банка долины, который тащил огромные Цепи Коммунизма и марширующий сине-золотой оркестр, последовавший за ним, он увидел Труди Ламарре, рыжую из своего класса. С блестящей улыбкой на лице она отскочила вперед, вращая дубинку. Она подбросила эстафету в воздух, без труда поймала ее и пнула ногами так высоко, что ее крошечная блестящая юбка мерцала, такая же яркая, как солнце.

Зачарованный, Джейк наблюдал, как она приближается. То, что произошло вчера в классе, избиение, которое он пережил, и ненависть, с которой Труди, в частности, смотрела на него, теперь казались ему далекими и неважными. Это была одна гигантская ошибка, и показать ей, что все было забыто, что он не злился на нее, он закричал, когда Труди подбросила ее дубинку высоко в воздух: «Хорошая работа, Ламарр! Путь! »

Она увидела Джейка до того, как палочка упала. Ее глаза широко открылись. Она остановилась, уставившись на него в панике. Дубинка упала, едва не попав в голову, и отскочила от тротуара. Джейк протолкнул ряд людей и хромал ей на помощь. Теперь он был рядом с Труди, в самом сердце парада. Все могли видеть его, и все приветствовали, когда он вырвал дубинку из-под земли. Улыбаясь, он махнул дубинкой в ​​толпе, но когда он попытался вернуть ее Труди, она не взяла его.

"Отойди от меня!"

«Что?» Сказал Джейк, улыбаясь, и продолжал улыбаться до тех пор, пока оглушительный взрыв не охватил море синего и золотого, колотя барабанные шкуры, разбивая тарелки и сверкая блестящей медью. Джейк обернулся, ожидая, что Труди вернет ей эстафету, но она исчезла, и вместо этого это был Эдди Кортес, один из тех парней, которые вчера избили Джейка, который налетел прямо на него за огромной тубой.

«Привет, Эдди!» - закричал Джейк. "Сюда! Сюда! Джейк МакКоли!

Глаза Эдди скользнули по нему, его щеки распухли и рухнули, и он обвился вокруг Джейка, не пропуская удара. Понимая, что Эдди, должно быть, не слышал его в такой шумной речи, Джейк протянул руку, чтобы схватить его за локоть. Эдди дико свернул, врезав тубу в остальную часть медного отделения. Мгновенно, в рядах возникла путаница.

«Убирайся с дороги, Комми!» - кричала на него какая-то тромбонистка, которую Джейк никогда раньше не видел, а мальчик из его класса Рики Мортон, привязанный к бас-барабану, направил свой молоток на Джейка и крикнул над шумом: « Там коммунист, люди! Прямо там!"

Ошеломленный, Джейк оглянулся через плечо, ожидая увидеть какого-нибудь сумасшедшего коммуниста, который заблудился посреди этого парада по ошибке, но все, что он увидел, это спины сине-золотых курток, марширующих прочь.

Рики указывал на него.

После этого все шло быстро. Некоторые дети кричали: «Комми!», А некоторые - «Возвращайся в Москву!», А некоторые целенаправленно избивали его своими инструментами. Группа ревела, как могучая река, таща его за собой, и он не мог ни оторваться от нее, ни остановить движение, как будто он был игрушечной парусной лодкой, запряженной мощным течением.

Сжимая эстафету Труди, Джейк пытался идти вовремя с остальными, пропуская шаг и корректируя свой шаг, но он сильно хромал, и в то время как все вокруг него топали тротуар как одно живое существо, он был безнадежно не в шаге. Он протолкнулся к бордюру, но сзади его ударил тромбон, он уронил эстафету и упал. Бетон пульсировал от топающих ног, воздух вибрировал от удара и шума, и после того, как последний из марширующих музыкантов споткнулся о его смятое тело, Джейк сел, обиженный и растерянный. Его уши звенели. По обе стороны улицы люди боролись с бордюров и указывали на что-то позади него. Он не мог понять, чего они хотят, и повернулся туда, куда все смотрели. Огромный поплавок скатился на него.

Это была гигантская модель B-29 Superfortress, построенная из досок и натянутого холста, окрашенного глянцевым серебром, в миллион раз больше, чем модель, свисающая с потолка в его комнате. От крыла до крыла поплавок охватывал всю ширину улицы, и в глубокой тени под кабиной он увидел решетку армейского грузовика, его колоссальные шины медленно, но верно поворачивались в его направлении.