Татьяна Полякова - Детектив весеннего настроения [сборник litres]

– Кто?

– Анатолий дома? – громко спросила я.

Дверь распахнулась. Девица лет двадцати смотрела на меня с любопытством, быстро переходившим в неприязнь.

– А вы кто? – спросила она, переводя взгляд с меня на Ковалева.

Тот легонько ее отодвинул и вошел в квартиру. Я шагнула следом.

– Он у меня куртку оставил, – сообщила я и сунула ей в руки куртку. Спросила сурово: – Его?

– Да… А где оставил-то?

– Он дома?

– Да, спит. А ты кто такая вообще?

– А ты?

– Я жена.

– Так он вроде не женат.

– Мы живем в гражданском браке. – Все еще держа куртку в руках, девица явно прикидывала: сразу мне в физиономию вцепиться или подождать объяснений. – Да кто вы такие? – не выдержала она.

– Я – девушка его мечты, а это мой брат. Где он спит? Если не возражаешь, верну куртку лично ему в руки, чтоб потом не болтал, что я ее заныкала.

Пока девица так и не решила, что ей делать, я направилась в спальню, кивнув Ковалеву:

– Присмотри за дамой.

– Я сейчас закричу, – честно предупредила она.

– Лучше не надо, – мягко ответил Ковалев. Мягко, но убедительно. Когда с тобой говорят таким голосом, как-то сразу начинаешь верить, что орать и вправду ни к чему.

Талызин спал поверх одеяла – без носков и рубашки, но забыв снять джинсы. Помещение не мешало бы проветрить. На наше вторжение парень внимания не обратил. Судя по стойкому запаху перегара, причина такой невнимательности была вполне уважительной. Однако, когда я прилегла рядом с ним на постель, он заворочался. Я ткнула его локтем в бок, он приподнял голову, мутно посмотрел на меня, а я улыбнулась и сказала:

– Привет.

– Привет, – буркнул Талызин, оглядел комнату, перевел взгляд на меня и вновь огляделся. Чувствовалось, что-то в его голове не укладывается. Наконец свое недоумение он смог выразить словами: – Ты здесь откуда?

– Я здесь с улицы.

– А почему?

– Потому что добрая.

– Кто?

– Я. Куртка по тебе скучала и домой просилась, я не могла ей отказать.

– Какая, блин, куртка?

– Твоя.

Он начал приподниматься, но тут в комнату вошел Алексей Дмитриевич. Парень сделал резкое движение, собираясь вскочить, но я ткнула его кулаком в солнечное сплетение, и он опять прилег.

– Где девушка? – спросила я Ковалева с беспокойством.

– Запер в ванной, – ответил он и вздохнул.

– Похвально. Ты знаешь способы втолковать парню, что дурака валять не в его интересах?

– Два десятка, – ухмыльнулся Алексей Дмитриевич и подхватил ремень, который валялся на полу возле кровати. Накинул его на шею парню, лежавшему на животе, и легонько потянул на себя.

– Класс, – кивнула я и наклонилась к самому лицу Талызина.

– Да вы кто, уроды? – возмутился он.

– Неудачная попытка. Соображай быстрее. Я вернула твою куртку, так кто я?

– Дура ты припадочная. Да я тебя… – Он хотел схватить ремень руками, но Ковалев уперся коленом в его спину и предупредил:

– Лучше не рыпайся.

Я уже отметила, Ковалев мог быть очень убедителен. Парень положил руки перед собой и задышал ровнее. Я скомандовала:

– Отвечать на вопросы сразу, без запинки, а главное, без вранья! Зачем вам понадобилась девчонка?

– Какая… – договорить он не успел, дернул головой и захлопал рукой по кровати, как борец, признавая поражение. Ковалев ослабил хватку. – Да мы и знать не знали ни о какой девчонке.

– А чего возле ее квартиры вертелись?

– Ну…

– Попробуй соврать, и станешь инвалидом. У вас пенсия по инвалидности полагается?

– Меченый велел за квартирой смотреть, – покаянно сообщил Талызин.

– Зачем?

– Откуда мне знать? Велел приглядывать, вот и приглядывали.

– Что, велел просто на окна таращиться?

– Сказал, может появиться мужик. Только сам не верил, что появится.

– Поясни.

– Я слышал, как он одному пацану говорил: «Дурака валяем, не придет он».

– Кто он?

– Мужик.

– Что за мужик-то, придурок?

– Мне чо, докладывают? Я человек маленький. Витька, может, знает, а я ничего.

– Витька у вас за старшего?

– Да.

– Колись дальше.

– Дальше… Целый месяц возле дома проторчали – кроме ментов, никто квартирой не интересовался. Меченый злился, что ерундой страдаем, и велел с этим завязывать.

– Меченому кто приказал?

– Он мне не докладывает, – разозлился парень.

– Конспиратор, – съязвил Ковалев. – Что дальше?

– Я и думать об этой квартире забыл, вдруг едем, а там свет в окошке и тачка с чужими номерами во дворе. Ну, решили узнать, кто пожаловал. Вот и все.

– Меченому об этом доложили?

– Само собой.

– А он что?

– Сначала разозлился, орал: мол, упустили и все такое. Велел из-под земли тех людей достать. Ну, узнали, что девка в «Заре» живет. А он сегодня вызвал и сказал, чтоб не рыпались.

– То есть девушка вам теперь неинтересна?

– Мне она и раньше была ни к чему.

– За ее машиной кто следил?

– Я не следил. И ничего об этом не знаю.

Ковалев взглянул на меня. В глазах его читалось недовольство, мол, что я тебе говорил, ничегошеньки он не знает. Я достала фотографию Петрова и сунула страдальцу под нос.

– Это кто?

– Откуда мне знать? Первый раз вижу.

Я кивнула Ковалеву, он натянул ремень, а Талызин вновь хлопнул рукой по матрасу.

– Да блин! Правда не знаю.

– А кто жил в квартире, за которой следить велели, знаешь?

– Девка, которую зарезали.

– И какое дело Меченому до девки?

– Не объяснял. Знаю только, что очень злился, когда ее пришили. Орал, что девку проворонили, а надо было глаз с нее не спускать.

Это, признаться, удивило.

– Так-таки ничего не знаешь? – ехидно спросила я.

Парень шмыгнул носом, подумал и сказал неохотно:

– Болтали, что вроде у одного крутого дяди сына зарезали, он поквитаться хотел и обратился к нашим за помощью.

– Девка-то здесь при чем? – удивился Ковалев.

– Мне не докладывают. Должно быть, что-то знала.

Мы переглянулись с Ковалевым, он пожал плечами на мой немой вопрос. Особо стойким парнем Анатолий Талызин не выглядел, так что, скорее всего, он действительно ничего больше не знал. Я сокрушенно вздохнула и махнула рукой. Ковалев отшвырнул ремень в сторону.

– Значит, так, юноша. О том, что у тебя были гости, помалкивай. Это, кстати, в твоих интересах. Вряд ли Меченому понравится, что ты выбалтываешь его секреты. Подругу из ванной освободи. И не вздумай дурака валять, себе дороже.

– Мы еще с тобой встретимся, – буркнул Талызин едва слышно, но Ковалев услышал.

– Возможно. Только вряд ли тебе повезет, как сегодня. Не каждый день я добрый.

Мы спешно покинули квартиру.

– Ты был на высоте, – не удержалась я. – Этому в армии учат?

– Там много чему учат. Не могу разделить твоей радости. Ничего толком не узнали, а вот неприятности нам обеспечены.