Дарья Кожевникова - Ночь падших ангелов

— Нет! — Когда он попытался ее обнять, она рыбкой извернулась в его руках, уперлась обеими ладошками ему в грудь. При этом проклятая трость выскользнула из пальцев Романа и полетела на землю. — Никогда! Это невозможно!

— Но почему? Почему?! Что тебя держит в этой секте? Как ты им вообще позволила втоптать тебя в эту грязь? Лана, одумайся!

— Нет! — Она все-таки вывернулась и отскочила от него на пару шагов, судорожно сжимая свою дурацкую торбу, которую успела-таки ухватить со скамейки. Теперь она вся дрожала, и ее голос прерывался всхлипами: — Никто меня никуда не втаптывал. Я просто живу там, где должна! Ты же ничего обо мне не знаешь. Но это моя кара, это моя расплата за совершенный грех! Я должна через все это пройти! Да, я падшая, я сама это знаю! Я служу нашей общине, где и как могу, словом и телом! И никто, даже я сама, не может знать, сколько светлых искр веры занесла я в души людей в самый момент своего и их грехопадения. Тогда, когда человек подсознательно стремится покаяться и наиболее восприимчив к Слову Божьему. А потом я расплачиваюсь за это, осознавая, кто я есть. Но это мой крест, я все это заслужила.

— Да чушь это все! Ланка, ну что ты такого могла сотворить, чтобы так потом за это казниться?! Ведь я же вижу, что ты собой представляешь на самом деле! Я всем нутром тебя, дуреху, чувствую! Сам бы не подумал, что такое бывает, а вот! И я уверен, что ты не способна на зло! Не на такое, за какое ты себя тут караешь!

Она содрогнулась, слушая его. Отступила на шаг назад, еще на один.

— Не уходи! — взмолился он.

Но она развернулась и побежала прочь. Ромка рванулся было за ней, но почти сразу был вынужден остановиться. Да и все равно бы не догнал. А тут еще и трость, что валялась сейчас на земле. Без нее он свободно мог разве что передвигаться по квартире с ее ровным полом, но не по городу. Нагнуться же за ней было невозможно. Потому что если он такое и проделывал, то как раз опираясь при этом на трость. Оставалось только стоять и, до боли сжав кулаки, беспомощно смотреть вслед убегающей Ланочке. Плачущей — он видел, как она то и дело вытирает на бегу слезы свободной рукой. Видел это до тех пор, пока она не скрылась за высокими туями, заслоняющими ведущий от набережной тротуар. Потом сделал два шага до скамейки и тяжело опустился на нее, ненавидя себя и свою инвалидность и чуть ли не все на свете заодно.

В ярости припечатал к жесткому сиденью кулаки. И еще, и еще. Разбил в кровь костяшки пальцев, но зато боль немного его отрезвила. Заставила собраться, заново осознав окружающий мир с его солнцем, длинной хвоей пицундских сосен и порхающими птичками и с жизнерадостным шумом людей поблизости, на морском берегу. Дурацкий мир, в котором по неведомой причине Лана, нежная и чистая душой — он просто не мог ошибаться в этом! — добровольно позволила сделать себя сексуальной рабыней. А он даже не сумел у нее выяснить, почему она на это пошла. Но точно не потому, что ей хотелось так жить!

Напротив, все говорило Ромке о том, что эта девчушка с ее трогательной беззащитностью попала в беду. С тем, чтобы рано или поздно сгинуть в этой секте навек, как отслуживший свое расходный материал. Если только однажды не найдется кто-то, кто окажется способен ей помочь.

Но как? Легче и логичнее было бы связаться с ее родителями, поставить их в известность, где им искать свою дочь, а те уж пускай все дальше сами решают. Да только удастся ли их найти, не имея никаких исходных данных, кроме возраста и имени девушки? Притом имя ей могли дать уже в самой секте.

Так что… нет, Тарталатов, не удастся тебе умыть руки! Потому что других помощников, готовых отдуваться вместо тебя, ты вряд ли найдешь. А бросить все на самотек… Можно, конечно. Но обретешь ли ты после своего трусливого побега покой? Или каждую ночь будешь просыпаться с мыслью о Лане, продаваемой на улице? И вслушиваться в далекие крики гуляк, терзаясь от того, что она сейчас, может быть, среди них, словно отданная на забаву игрушка? А ее саму сможешь ли ты забыть так легко? И вообще, сможешь ли? После того, как она с самой первой встречи завладела всеми твоими мыслями? И твоим дурным сердцем, которое так неистово бьется в груди? Ведь, повинуясь именно ему, а не здравому рассудку, ты всего несколько минут назад заявил этой девочке, что, несмотря ни на что, готов даже связать с ней свою жизнь!

— Ромка! — вместо убежавшей Ланочки возле скамейки внезапно появилась родная сестренка. — Я как чувствовала, что ты все еще будешь здесь, даже с работы специально ускользнула пораньше.

Не дожидаясь просьб, Айка подняла и подала ему упавшую трость. Потом присела с ним рядом, обхватив его рукой за плечи:

— Ну что, увиделись? Объяснились?

— Объяснились, — выдохнул он, даже головы в ее сторону не повернув.

— Ну и ладно. И нечего тут. Небось и похуже бывало. Пойдем-ка домой?

— Ты иди, а я еще здесь посижу. — Ему сейчас было не объяснить, да Айка, возможно, и не поняла бы, что это еще не конец и что она сейчас только раздражает его своим нарочито бодрым голосом.

Ему хотелось еще немного побыть одному, прийти в себя, прежде чем выйти из этого зеленого укрытия. А еще мучительно хотелось встретить грядущий закат именно здесь. Еще одну агонию уходящего дня. Словно этот закат мог разделить с Ромкой все его чувства.

— Ладно. — Айка вздохнула, но спорить не стала. Слишком хорошо знала брата и давно уже привыкла к перепадам его настроения, ставшим актуальными после того, как он получил увечье. — Пойду. Но ты обязательно звони, если что. Не строй из себя героя. Или, иными словами, не будь упрямым дураком.

— Хорошо, — кивнул он, когда она, так и не дождавшись от него ответа, развернулась к нему уже на выходе из соснового шатра. — Позвоню, если что. И слишком долго не задержусь, — добавил он, предвосхищая следующую Айкину просьбу.

Хотя, вот интересно было бы знать, к чему она все это ему сейчас говорит? Ведь почти наверняка, придя домой, поужинает с Генкой на скорую руку, а потом пойдет с ним, якобы прогуляться, на набережную. Может, эта прогулка и впрямь будет для них обоих не лишена удовольствия, потому что Айка с Генкой, за что бы вдвоем ни взялись, почти все делают с удовольствием. Однако маршрут их будет скорректирован так, чтобы во время прогулки особо не удаляться вот от этой скамейки.

Ну, честное слово, да сколько ж его уже можно пасти?! Это продолжается с тех пор, как он встал на протезы и начал самостоятельные прогулки. Словно он дитя малое! Но в то же время эта забота близких людей согревала душу. И сил была способна придать, будто чудодейственный эликсир. Глядя теперь вслед уходящей сестренке, Роман почувствовал, как сам он медленно воскресает, словно пресловутая птица Феникс из пепла.