Анна Данилова - Париж на час

Конечно, находиться там было тяжело. Сильно пахло апельсиновым шампунем и табаком (все курили, кто приезжал — полицейские, следователь, даже санитар).

Мила прошлась по неприбранной, утонувшей в утренних сумерках квартире, останавливаясь напротив развешанных на стенах Катиных фотографий.

— Какая же ты красивая была, подружка, — заплакала она, снимая один фотопортрет, где Катя, залитая солнцем, прижимала к груди котенка. — И черт тебя дернул полезть в эту ванну! И кто же это тебе шкафчик-то вешал? Какой идиот не мог нормально вкрутить шурупы?! Вот он и убил тебя!

Она знала, где и что находится в квартире, а потому без труда нашла записную книжку — в письменном столе. Села, по-хозяйски включила лампу и принялась искать на страничках всех Рыжовых, которых только могла найти. На листочке под буквой «В» промелькнула знакомая фамилия. «Вершинин М.». Номер телефона был записан давно, чернила почти стерлись. Так, значит, это он? Все-таки это он? Тот самый Михаил, что устроил тогда веселую ночку, когда они ее с друзьями чуть не разорвали?

Мила задумалась. Так, может, это действительно она и убила его? Увидела случайно на сайте знакомств, узнала, согласилась встретиться с ним на квартире, той самой, что сдавала Халину…

Но почему? А если бы Халин пришел? Ладно, не в этом дело. Увидела его, напомнила ему ту ночь, сказала ему, кто она такая, потом взяла нож, да и всадила в него. Пять раз, кажется (она говорила). Тогда чего ж Седов успокоиться-то теперь не может? Надо бы показать ему эту записную книжку. Пусть сам убедится, что убили негодяя. Иначе откуда у нее в записной книжке эта старая запись?

Рыжовых она не нашла. Может, Катя сменила фамилию, а девичью-то Мила откуда знает?

Пришла идея посмотреть фотоальбомы. Иногда на обороте семейных фото пишут имена и фамилии родственников или близких друзей.

Мила отобрала несколько фотографий с надписями, решила показать Седову, посоветоваться с ним: искать этих людей (Клавдию Петровну, Маринку, Толика, которые подписывали Кате свои фотографии), чтобы позвать на похороны, или нет.

И вдруг она поймала себя на том, что ищет любой предлог, чтобы увидеться с симпатичным и таким серьезным следователем. Седов — душка. Такая лапочка. Вот с ним вообще жить не страшно. Он — настоящая каменная стена. И защитит, и не обидит, и не предаст, не изменит. Настоящий мужик. Вот за такого бы выйти замуж. Она бы ему, как говорится, ноги мыла и воду эту пила.

Положив в пакет альбомы с фотографиями, конверт со сбережениями Кати (нашла под бельем в платяном шкафу) и записную книжку, Мила вышла из квартиры, заперла ее, прилепила, плюнув на дверной косяк, листок с печатью на место, вернулась домой и принялась наводить красоту.

Волнуясь, позвонила Седову и сказала, что у нее есть очень важная для него информация, касающаяся связи Кати с Вершининым. Заинтриговала, значит.

Она хотела надеть свое любимое платье в красных маках, но как-то похолодало, и Мила надела голубой кашемировый костюмчик, на шею повязала шелковый синий платок и вызвала такси.

Не сказать, чтобы Седов обрадовался ее визиту. Он смотрел на нее, такую красивую, как ей казалось, и благоухающую духами с какой-то усмешкой, что ли?

— Вам что, не хочется узнать, кто убил вашего Вершинина? — начала она с порога важным тоном.

— Присаживайтесь, Людмила Николаевна. Если вы снова пришли просить, чтобы тело вашей подруги поскорее выдали, то я повторю: надо еще подождать.

— Я принесла вам улику! Да такую, что вы упадете просто! Я знаю, кто убил Вершинина! И теперь вы можете смело закрывать дело!

— Да что вы говорите?

— Катя! Его убила Катя. Просто не могла снести позора и убила того, кто устроил… сами знаете, что… Она же тогда чудом жива осталась. Они же, мужики, скоты! Звери! Вот он, сами смотрите! Нашла в записной книжке!

— А где была записная книжка?

— Как где? В письменном столе!

— И как вы попали в квартиру?

— У меня ключ есть.

— Ладно… Между прочим, я сегодня как раз туда собирался — обыск производить.

— Считайте, что уже обыскали. Вот, смотрите! «Вершинин М.»! Видите? Запись старая! Значит, это он! Тот самый Михаил! Я думаю, что она узнала его фотографию на сайте знакомств, завязалась переписка, она согласилась встретиться с ним, потом договорилась встретиться уже на ее квартире, ну, там, на Руставели, которую она сдавала Халину…

…

Вы бы видели его лицо, когда он увидел записную книжку! Он просто просиял! Затем вскочил, обнял меня!

И как начал листать ее! Находит какие-то фамилии и радуется, как ребенок! Какая-то Таня, Лера!

— Они все здесь, в этой книжке! Они на самом деле все были знакомы! И спасибо отдельное вам, Людмила!

— Меня все зовут просто — Мила.

— Милочка, спасибо вам отдельное вот за эту фотографию!

Он с такой нежностью рассматривал обыкновенную групповую фотографию, слегка даже размытую, любительскую.

— Потрясающе! Ну да, Михаила трудно было бы узнать, у него здесь такая грива! И худой, высокий!

— Так вы закроете дело?

— В смысле?

— Ну так все ясно же — Катя его и убила!

— Какая вы, право… — вдруг произнес он, подошел ко мне и поцеловал в щеку. Как ребенка.

— Какая?

— У вас такие красивые голубые глаза!

В это время к нему в кабинет кто-то заглянул и спросил:

— Ты обедать идешь?

— Нет, — ответил Седов.

— Вы что, документами разными питаетесь? — спросила я, осмелев. — Не хотите щей? Со свининой. Очень вкусные.

Он посмотрел на меня как-то странно, затем улыбнулся и сказал прямо как мальчишка:

— А хочу!

И мы поехали ко мне.

Он смотрел, как она суетится на кухне, с каким восхищением поглядывает на него, наливая щи, и думал о том, что, вероятно, ему было бы с такой женщиной куда спокойнее жить. Она ценила бы каждую минуту, проведенную с ним. Недалекая, простоватая, но очень милая женщина (имя ей очень, кстати, подходит), к тому же довольно симпатичная, она могла бы быть идеальной женой. Может, и раздражала бы его иногда своими примитивными рассуждениями, но в целом его такая жена, скорее всего, устроила бы. Она хорошая хозяйка, отменно готовит, не избалована мужским вниманием, а потому особенно это внимание ценит, и будет рада, если ее муж в принципе вернется домой. Не станет жаловаться, что он часто задерживается, возможно, даже будет подогревать ему ужин по нескольку раз, причем с любовью. Вот есть такие женщины, просто созданные для семьи, но одинокие. Переполненные любовью, что важно.

То, как Мила вела себя в его кабинете, какие глупости говорила, он воспринял как отчаянную попытку привлечь к себе его внимание. А уж как заманила к себе — просто анекдот! А он и повелся. Правду говорят, голод — не тетка… Правда, оказавшись уже у нее дома, он не знал, как себя вести. Возможно, она рассчитывала на большее? Или ему это только показалось?