Виктор Кустов - По метеоусловиям Таймыра [сборник litres]

И ощутил прилив необъяснимого веселья.

– Красиво! – сказал остановившейся рядом парочке.

Девушка, прижимаясь к парню, отозвалась:

– Почему-то страшно…

– Не трусь, я с тобой. – Парень обнял её за плечи, и они ушли от Солонецкого.

Северное сияние охватило уже всё небо. Казалось, весь посёлок высыпал на улицы. Молодёжь дурачилась, резвилась в голубом свете, старики перебрасывались скупыми фразами, вспоминая, каким оно было в прошлом году.

Солонецкий неторопливо брёл по улице.

На площади перед домом культуры он увидел Ольгу Павловну. Её и Василису окружили парни. Они о чём-то оживлённо беседовали. Солонецкий догадался, что те пытаются познакомиться и удивился, как она ещё молода…

Ольга Павловна вдруг резко оттолкнула стоящего перед ней парня, торопливо пошла в сторону Солонецкого.

– Ну что ты совсем распахнулся, холодно же. – Она заботливо поправила ему шарф, застегнула пуговицы, и Солонецкий не стал сопротивляться.

Василиса вместе с парнями весёлой гурьбой вошли в клуб.

– Пошли домой, хороший мой.

Ольга Павловна подхватила его под руку. Они пошли по улице, и она всё что-то говорила и говорила, и он очень любил её в этот момент.

Дома Ольга Павловна раздела его, накормила, уложила в постель. Легла рядом, крепко обняв, и только тогда сказала:

– Я закончила, Юра… Я закончила портрет.

– Ты рада?

Она не ответила, стала гладить его грудь. Её волосы, пахнущие цветущей степью, вызывали неясные и волнующие воспоминания и помимо воли он видел лицо Ирины…

– Ты всё понимаешь, – сказал он.

– Да, я всё понимаю, – после паузы отозвалась Ольга Павловна и ещё крепче обняла его. И он не стал говорить то, что собирался сказать.

– Расскажи мне о своей жене, – вдруг попросила она, всё так же прижимаясь к нему, и Солонецкий с удивлением отметил, что так, наверное, до самой смерти и не поймёт женщин.

Он стал рассказывать об Ирине, Танюшке и всё боялся, что она отодвинется, расплачется, уйдёт, но она крепко обнимала его, а потом, словно прочтя его мысли, сказала:

– Ты не переживай, я очень счастлива…

Солонецкий не уловил ни фальши, ни обиды, ни ревности, а оттого ему стало легко и радостно. И с мыслью, что всё обязательно будет хорошо, он уснул.

Он не слышал, как тихо встала Ольга Павловна. Заботливо поправив на нём одеяло, ушла, в ванную и там, закрывшись, прижимая к лицу полотенце, долго плакала…

Он проснулся утром бодрый и совершенно здоровый. Съел приготовленный Ольгой Павловной завтрак, поцеловал её и пошёл в управление.

Кузьмин прилетел в начале следующей недели, не звоня и не давая телеграммы. О его прилёте Солонецкий узнал от бдительного Пискунова, в разгар планерки доложившего: «Из самолёта вышел бывший товарищ Кузьмин и теперь сидит в вагончике, в общем зале, и ждёт оказию». Солонецкий приказал Пискунову во что бы то ни стало, хоть силком, провести Кузьмина в свой кабинет, напоить кофе или чёрт знает чем, чего тот захочет, и, пока не придёт машина, развлекать во всю мочь.

– А главное, – не замечая, что кричит, наставлял Солонецкий, – отправляй к чёртовой бабушке побыстрей борт! И чтоб никаких самолётов до того, как я подъеду.

Пискунов растерянно замялся, но Солонецкий положил трубку и наскоро свернул планёрку.

Уже возле машины его нагнал Костюков.

– Не затруднит вас меня подвезти?

– На аэродром? Вам-то что там делать?

– Расписание хочу посмотреть…

Солонецкий взглянул на улыбающегося Костюкова, неохотно сказал:

– Садитесь.

Когда машина тронулась, Костюков спросил:

– Кузьмина встречать едете?

– Откуда всё знаешь, Илья Герасимович, поделись? – обернулся Солонецкий.

– Дедукция… Конан Дойля люблю перечитывать.

– Ну, тогда и гадать нечего, устраивайся в Скотленд-Ярд.

– Время покажет, – скрывая обиду, уклончиво произнёс Костюков.

На аэродроме Солонецкий быстро прошёл в здание аэропорта – три состыкованных вагончика. Кузьмин сидел на скамейке, кутаясь в шубу, придерживая рукой пухлый коричневый портфель.

– Ну, здравствуй, Геннадий Макарович, – протянул Солонецкий руку и так посмотрел на суетящегося подле Пискунова, что тот невольно вытянулся, бросив руки по швам. – Как долетел?

– Нормально.

Кузьмин подхватил портфель и пошёл вперёд, а Солонецкий, поискав глазами, что бы ещё могло принадлежать главному инженеру, и не увидев багажа, вышел следом.

Перед машиной Кузьмин остановился.

Расторгуев распахнул заднюю дверку, и, положив на сиденье портфель, Кузьмин сел.

– Поехали, – сказал Солонецкий, устраиваясь впереди.

– А Илью Герасимовича? – негромко спросил Расторгуев.

– Поехали, – повторил Солонецкий и повернулся к Кузьмину. – Давно из дома?

– Вчера вечером.

– Повезло с погодой.

– Повезло. – Кузьмин помолчал. – Выводы Ладова – ошибочны…

– О делах потом, Геннадий Макарович. Сейчас поедем ко мне, отдохнёшь, пока твою квартиру в порядок приведут, а уж потом поговорим.

– Давайте сразу домой.

Их взгляды встретились, и Солонецкий отметил синеву, кольцами охватывающую глаза главного инженера.

– А ваши как? Семья? – спросил он.

– Семья? – задумчиво переспросил Кузьмин. – Один я, Юрий Иванович.

Кляня себя за бестактность, Солонецкий отвернулся.

Догадливый Расторгуев включил приёмник, завертел ручку, разыскивая станцию, которая лучше всех пробивалась сквозь разряды.

– Вот уж эти магнитные бури, – бодро вступил он в разговор. – У жены по утрам волосы дыбом встают от них…

– А может, не от того? – поддел Солонецкий. – Ты это выясни.

– А чего выяснять, всё и так ясно, – подыграл Расторгуев. – Как с вечера ко мне примастится, так до утра…

Солонецкий улыбнулся, поглядывая в зеркальце на Кузьмина, и ему показалось, что и тот улыбнулся.

– Дипломат ты, батенька, – сказал он Расторгуеву. – Давай-ка, вези нас ко мне. – И, повернувшись к Кузьмину, добавил: – Ольга Павловна нас накормит, а потом уж и домой тебя отведу.

Кузьмин промолчал, и Расторгуев свернул к коттеджу начальника строительства.

…Поглядывая через стекло машины на знакомые улицы, занесённые до самых окон дома, Кузьмин ловил себя на ощущении, что он вернулся из командировки. За эти недели на новом месте он не смог привыкнуть ни к мелким масштабам новой стройки, ни к её размеренному неспешному ритму, в котором не было места для новшеств. Новая работа не требовала его ума, его деловых качеств, она превратила его всего лишь в передаточное колёсико в исправном механизме. Теперь же он вернулся к своему делу.

С порога Солонецкий крикнул, что он не один, предупреждая Ольгу Павловну.

Та вышла в коридор в фартуке, покрытом пятнами краски, извинилась за свой рабочий вид. И всё это было сказано так естественно и буднично, что напряжение, которое не покидало Солонецкого, исчезло: он уже не боялся, что Кузьмину здесь не понравится.