Антон Леонтьев - Мертвые канарейки не поют

Барковский, зло взглянув на нее, прошипел:

– То, что ты собрала, грязные инсинуации! Кто тебе поверит, Ритка-маргаритка!

– Те, кто сделал теперь, после провала твоего конкурента, ставку на тебя. Думаешь, они сильно уважают педофилов? А даже если они настолько циничны, чтобы закрыть на это глаза, им не понадобится губер, вокруг которого полыхает такой смрадный и мерзкий скандал. Они тебя поддерживать больше не будут, а без их поддержки ты никому не нужен.

И добавила:

– Ну, кроме Следственного комитета , конечно.

Рита направилась к двери, а Барковский, в два прыжка преодолев комнату, схватил ее за руку:

– У меня семья, подумай о ней! Хорошо, я сниму свою кандидатуру по… по причине болезни! Выдумаю что-то. Мы уедем из страны, ты никогда больше обо мне не услышишь…

Высвобождая локоть из цепкой руки Гоши, Рита сказала:

– И на другом конце света ты сможешь продолжать совершать свои кошмарные преступления? Извини, но почему страдания твоей семьи должны быть важнее страданий семей тех несчастных детей, которых ты растлил и, увы, растлеваешь до сегодняшнего дня!

Внезапно в руке Барковского что-то щелкнуло, и Рита увидела небольшой пистолет, наставленный на нее.

– После нападения этого идиота я хожу только с оружием. Да, этот ублюдок решил отомстить мне и поэтому попытался убить мою дочку. Хорошо, что кокнули этого патлатого безумного мужика. А ведь когда-то он был таким прелестным белокурым пацанчиком! Сейчас застрелю тебя, и пусть рядом полно людей. Скажу, что ты на меня напала. Ну, придумаю что-нибудь. Ничего, что губером мне не стать, я этого и так не хотел, потому что знал, что светиться мне ни к чему, но тесть, который у нас главный в семье, толкал… Уеду из страны. И буду жить в свое удовольствие! Которое, ты права, Ритка-маргаритка, заключается в том, чтобы смачно насиловать мальчишек в возрасте от восьми до четырнадцати!

Он навел на Риту пистолет, а та любезно сказала:

– Благодарю за чистосердечное признание. Ты этого не видишь, но на лацкане пиджака у меня закреплена стильная брошка. Только это не просто брошка, а еще и камера, которая транслирует – в цвете и с прекрасным звуком – все происходящее в мой отдел расследований. А заодно на два располагающихся в разных странах надежных сервера, до которых тебе ни за что не добраться. Твое признание станет хитом Интернета, Гоша!

И добавила, заметив ходуном заходившие руки Барковского:

– А теперь можешь стрелять!

Рита сидела на краю ванны, задумчиво глядя на сверкающую в лучах лампы пену. Дотронувшись до струи воды, она вспомнила свою первую попытку самоубийства. Затем вторую.

А что, если настало время третьей?

Она находилась в другой приличной гостинице города, «Рабоче-крестьянской», где сняла номер после того, как покинула Гошу Барковского. Как он ни просил, ни умолял ее на коленях – причем отнюдь не фигурально – не выдавать в эфир фильм-расследование о нем, Рита не поддалась на его сопли, нюни и хныканье.

Фильм-расследование появился в Интернете четыре с небольшим часа назад и уже набрал больше полумиллиона просмотров.

Совсем неплохо.

Гоша Барковский понесет наказание – губернатором ему, конечно, не стать, но им займутся еще и правоохранительные органы, потому что улики собраны просто небывалые.

В особенности хороши признание Гоши и его попытка застрелить ее.

От него отвернутся – если уже не отвернулись – его могущественные покровители, да и его собственный тесть наверняка отринет зятя-извращенца.

И окажется ли Гоша в тюрьме, умрет ли до процесса от «несчастного случая» или «сердечной недостаточности», покончит ли с собой в камере, ей было абсолютно неинтересно.

Яблоко от яблони в этот раз упало очень недалеко.

В любом случае Гоша Барковский свое получит, и опасности от него больше исходить не будет.

Да, он свое получит – а вот она сама?

Рита закрутила кран, а потом перевела взгляд на опасную бритву, лежащую на краю ванну. Затем посмотрела на старые зарубцевавшиеся шрамы на своих руках.

Убирать их лазером она не захотела, потому что считала, что они должны напоминать…

Виноват ведь был не только Гоша, а и она сама. Потому что, если бы не повелась на его россказни, не распустила нюни, проверила бы хотя бы самые общие факты…

Тогда бы она смогла положить конец преступлениям этого мерзавца растлителя малолетних уже двадцать лет назад. Тогда он только стоял у начала своей ужасной карьеры.

А она развесила уши, расчувствовалась – и позволила этому маньяку долгих двадцать лет сеять зло, разрушать жизни, убивать души и калечить тела.

Выходит, она была его – хоть и невольной – сообщницей.

Рита вздохнула и скинула с себя халат. Она ступила в воду, зная, что живой из ванны уже не выйдет.

Она ведь не сможет жить с этим чувством вины… Да и зачем жить, если у нее ничего и никого нет…

Завибрировал на мраморной полочке ее телефон. Игнорируя его, Рита легла в ванну и взяла в руки бритву.

В третий раз получится. Она знает, как все делать, и таблетки ей уже не понадобятся. Она просто будет лежать в ванне, глядя на вытекающую из нее жизнь, и…

Рита вскочила, желая выключить несмолкающий телефон.

Даже покончить с собой спокойно не дадут!

От этой мысли она стала хохотать, крутой смартфон выскользнул из ее мокрых рук, она только успела заметить имя: «Эльвира». И зачем только она дала ей номер своего мобильного, который был известен только самому узкому кругу лиц?

А затем и дала – потому что судьба Эльвиры ей была небезразлична.

И как это у нее никого нет – а Эльвира? Ну да, та самая, по кличке Задница Гамадрила? Если Рита сейчас умрет, кто будет заботиться о пьянчужке и наркоманке, кто наставит ее на путь истинный, кто , в конце концов, будет оплачивать ее дорогое лечение у лучших специалистов?

Выходит, рано еще кончать с собой?

Может, вообще не надо?

Рита нагнулась за мобильным, упавшим в сверкающую пену, пошевелила ногой, вдруг ощутив резкую боль. Вынув ногу из воды, она увидела льющуюся кровь.

Наступила на бритву, которая соскользнула в воду!

Боль отрезвила Риту, и она, забрызгивая все перемешанной с водой кровью, скакала по ванной в поисках антисептика, бинта или хотя бы пластыря.

А потом, сидя около камина в комнате, с забинтованной ногой, покоившейся на пуфике, пила красное вино и дивилась тому, какая она дура.

Не кончать с собой, а жить. Умереть она всегда успеет.

Жить – ради работы. Ради расследований. Ради Антона, черт побери. Ведь, кто знает , у них двоих может что-то получиться…