Джон Гришэм - Невиновный

Рон нанял Джона Тэннера, старейшего адвоката по уголовным делам, и признал, что имел интимные отношения с Ленч, но поклялся, что это случилось по обоюдному согласию. Они повстречались в клубе, и она пригласила его к себе домой, где они в конце концов оказались в постели. Тэннер искренне верил своему клиенту, что случается нечасто.

Для друзей Рона мысль о совершенном им изнасиловании казалась смешной — ведь женщины сами вешались ему на шею. Он мог выбрать любую в любом баре, а за юными девственницами в церквях не охотился. Что же касается женщин, с которыми он знакомился в клубах и на дискотеках, то они сами искали приключений.

Хоть обвинение и унижало Рона, он решил вести себя так, словно ничего не произошло: по-прежнему активно посещал вечерами развлекательные заведения и поднимал на смех тех, кто сокрушался, что он попал в беду. У него хороший адвокат. Он не боится суда.

В глубине души, однако, предстоявший процесс его пугал, и к тому были основания. Уже само по себе обвинение в столь серьезном преступлении действовало весьма отрезвляюще, но перспектива предстать перед присяжными, которые могли отправить его в тюрьму на много лет, ужасала чудовищно.

Большинство подробностей дела он от семьи скрыл — до Ады было два часа езды, — но вскоре родные заметили, что он стал еще более подавлен и что настроение меняется у него еще более резко и непредсказуемо.

Поскольку его мир становился все мрачнее, Рон сопротивлялся единственным известным ему способом: еще больше пил, еще дольше гулял по ночам, еще активнее гонялся за женщинами — и все это ради того, чтобы жить красиво и заслониться от тревог. Но алкоголь лишь усугублял депрессию, а может, депрессия требовала все больше алкоголя. Как бы то ни было, он стал еще сильнее подвержен внезапной перемене настроений, еще более подавлен. И еще менее предсказуем.

9 сентября в полицию Талсы поступил звонок с сообщением о еще одном предполагаемом изнасиловании. Восемнадцатилетняя девушка по имени Эйми Делл Фернихоу вернулась домой около четырех часов утра, проведя ночь в клубе. Она была в ссоре со своим молодым человеком, который спал в ее квартире и не открыл ей дверь. Девушка не смогла найти свой ключ, а поскольку хоть где-то на остаток ночи пристроиться было нужно, она пошла в дежурный магазин, находящийся в квартале от ее дома. Там она столкнулась с Роном Уильямсоном, который, как всегда, наслаждался ночной жизнью. Они не были знакомы, но разговорились, потом отправились вместе куда-то за магазин, на заросший травой пустырь и там вступили в интимную связь.

Согласно версии Фернихоу, Рон ударил ее кулаком, сорвал с нее почти всю одежду и изнасиловал.

Согласно версии Рона, Фернихоу страшно злилась на своего дружка за то, что он не пустил ее домой, и поэтому согласилась на быстрый секс в зарослях.

Второй раз за пять месяцев Рон был отпущен под залог и позвонил Джону Тэннеру. С двумя висящими на нем обвинениями в изнасиловании он наконец завязал с ночной жизнью и сделался затворником — жил один и почти ни с кем не разговаривал. Аннет кое-что знала, потому что деньги на залог посылала ему именно она. Брюс Либа не был в курсе того, что происходило.

В феврале 1979 года первым в суде рассматривалось дело по иску Фернихоу. Давая показания, Рон объяснил присяжным, что да, мол, между ними была близость, но по взаимному согласию. Как ни странно, но им обоим пришло в голову сделать это позади круглосуточного магазина в четыре часа утра. Присяжные обсуждали свое решение в течение часа, поверили ему и вынесли вердикт: невиновен.

В мае другой состав присяжных рассматривал дело по его обвинению в изнасиловании Лайзы Ленч. И снова Рон представил жюри свои подробные разъяснения. Он встретил мисс Ленч в ночном клубе, потанцевал с ней, она ему понравилась, и он совершенно очевидно понравился ей, потому что она пригласила его к себе домой, где они опять же по обоюдному согласию имели сношение. Жертва говорила, что не собиралась спать с Роном и пыталась дать ему это понять задолго до того, как он начал, но она боялась Рона Уильямсона и в конце концов сдалась, чтобы он не причинил ей увечья. И снова присяжные поверили Рону и признали его невиновным.

Когда его впервые назвали насильником, он испытал чувство унижения и уже тогда понял, что этот ярлык приклеится к нему надолго. Но мало найдется людей, на которых его навешивали бы дважды за пять месяцев. Как они посмели его, великого Рона Уильямсона, заклеймить как насильника?! Независимо от решения присяжных, люди будут шептаться, сплетничать и тем самым не дадут замять эту историю. На него будут показывать пальцем.

Большую часть из прожитых двадцати шести лет Рон слыл бейсбольной звездой, самоуверенным спортсменом, шагающим прямиком к вершине славы. Потом — не таким многообещающим, но все же надежным игроком с травмированной рукой, которая должна была просто сама собой исцелиться. В Аде и Ашере его еще не забыли. Он молод, талант по-прежнему при нем. Его имя у всех на слуху.

Из-за обвинений в изнасиловании все сразу переменилось. Рон знал, что его забудут как игрока и будут помнить лишь как насильника, представшего перед судом. Теперь он с каждым днем все больше замыкался в своем мрачном и смутном мире. Он начал прогуливать работу, потом вообще ушел из «Топперз». Последовало банкротство, и, потеряв все, Рон упаковал вещи и тихонько улизнул из Талсы. Он стремительно, как горный поток, скатывался в пучину депрессии, пьянства и наркотиков.

Хуанита выжидала, пребывая в глубокой озабоченности. Ей мало что было известно о неприятностях в Талсе, но они с Аннет и без того знали достаточно, чтобы тревожиться. Жизнь Рона была сплошным кошмаром — пьянство, дикие, шокирующие скачки? настроения, поведение, становящееся все более странным. Выглядел он к тому же мерзейше — длинные волосы, небритое лицо, грязная одежда. И это тот самый Рон Уильямсон, который так любил стильно и франтовато одеваться, который торговал шикарной одеждой и всегда мог безошибочно сказать, что этот галстук не совсем подходит к данному пиджаку.

Он угнездился на диване в гостиной матери и впал в спячку. Вскоре он уже спал по двадцать часов в сутки, всегда на одном и том же диване. У него была своя спальня, но он отказывался даже входить в нее после наступления темноты. Ему мерещилось там что-то, что его пугало. Он спал глубоко и спокойно, но иногда, просыпаясь, вскакивал, вопя, что весь пол покрыт змеями, а по стенам ползают пауки.

Он начал слышать голоса, но не рассказывал матери, что они ему нашептывают. Потом он стал им отвечать.

Его все утомляло, еда и прием ванны отнимали столько сил, что для их восполнения требовался долгий сон. Он стал апатичным, и поступки его были лишены всякой логики даже в короткие периоды трезвости. Хуанита никогда не терпела алкоголя в своем доме, она вообще ненавидела пьющих и курящих. Своего рода перемирие было достигнуто, когда Рон переехал в тесную комнатку за кухней. Там он мог курить, пить и бренчать на гитаре, не оскорбляя чувств матери. Когда хотел спать, он прибредал обратно в гостиную и обрушивался на диван, когда бодрствовал, оставался в своей каморке.