Вячеслав Белоусов - Тайны захолустного городка [litres]

– Труп.

– Дела…

– Так получилось. Я действительно принял его за Ивана Иваныча. Там глубокий ров. С водой. Я не смог его вытащить. Даже перевернуть не сумел. Тяжёлый очень. Переволновался.

– Конечно.

– Мне никакой поддержки. Все против меня.

– Дела…

– Вокруг меня одни женщины. Завхоз валяет дурака. Ему бы только сетки ставить да рыбу ловить. Шофёр заглядывает ему в рот. Нас двое мужчин осталось, Иосиф Самуилович!

– Спасибо за комплимент. Вы и немощный старик в кресле, – склонил седую шевелюру Левензон и закачался, закрыв глаза.

Лисичкин умолк, боясь нарушить его покой. Длилось это долго. У Аркадия Константиновича закралась мысль, а не пора ли прощаться – старик, забыв о нём, заснул.

– Значит, вы пришли искать моей поддержки, молодой человек? – вдруг ожил Левензон и остановил кресло.

– Вдвоём мы их переубедим.

– Вот вам моя рука!

Они посмотрели в глаза друг другу и пожали руки.

– Я думаю, вы искренний человек, – тихо сказал Левензон.

У Лисичкина запершило в горле.

– Рассчитывая на это, я позволю задать вам один вопрос. Только, как на духу.

Лисичкин проглотил слюну и разглядел светлую грусть в голубых глазах старца.

– Вы верите в Бога?

– Да.

– Отменно. Значит, допускаете наличие и Сатаны.

– Кого? – смутился Лисичкин.

– Дьявола. Нечистой силы.

– Я?.. Не думал никогда… Не знаю… – смутился совсем Лисичкин.

– Одно предполагает другое. Здесь альтернативы не может быть.

– Это имеет какое-то значение?

– В том, что я предложу вам, да.

– Я согласен! – выпалил, не раздумывая, Лисичкин.

– Не спешите, молодой человек. Всё не так просто… Во всей нашей истории много загадочного. Я бы осмелился сказать, иррационного. Вам не кажется?

– Я как-то не думал об этом.

– Естественно. Вы не знакомы с другой стороной мира.

– С другой стороной?

– Обратимся к элементарному. У Бога есть рай и небеса?

– Ну… Можно предположить. Данте в определённой степени удалось даже там побывать…

– Не нукайте, пожалуйста.

Лисичкин торопливо заправил рубашку в брюки: как бежал, забыл про всё, выпрямился, напрягся.

– Дьявол – это носитель тёмных сил. Естественно?

– Естественно, – машинально повторил Лисичкин.

– Веря в Бога, мы всё же забываем о его существовании. Я имею в виду дьявола. А он должен быть.

– По логике вашей должен. У Гёте… Наконец Булгаков…

– Вот. Согласились. Значит, следите за моей мыслью.

– Пытаюсь. Но к чему всё это? Я не улавливаю связи.

– Я попытаюсь вам помочь. Но в силу своего… потенциала могу воспользоваться только единственным средством.

– Я согласен на всё, только найдите Ивана! – выпалил Лисичкин, не задумываясь, и добавил тише: – Живого или мёртвого.

– Вам мой метод покажется странным.

– Я готов.

– Другого у меня всё равно нет.

– У нас нет и времени, Иосиф Самуилович.

– Ну что же, раз согласны, я позволю себе ещё один вопрос.

Лисичкин невольно напрягся.

– Вы интересовались английским писателем Артуром Конан Дойлем?

– Вроде фантазировал он что-то? Про бездну в океане что-то читал. На батискафе туда погружался. Учёный…

– Конан Дойль был убеждённый материалист. Фантазировал так, ради заработка. Жизнь его глубоко трагична, судьба жестока. У него умерли любимая жена, сын, в котором он души не чаял. Он мучился без них. Не верил, что потерял навсегда. Они являлись к нему во сне. И он увлёкся спиритизмом.

– Чем?

– Злые языки называют это чёрной магией. Но спиритизм – единственное средство, позволяющее установить связь с потусторонним миром. Оккультизм, видите ли…

– С миром дьявола?

– С миром умерших. А уж где они ютятся, неизвестно. Мы придумали названия. Добрым – рай, злым – ад, но это не существенно. Учёные нашли подтверждение тому, что после смерти тело человека теряет вес. Смельчаки утверждают, что это и есть душа, покинувшая тело. А если она покинула одну субстанцию, значит, нашла где-то пристанище. Вот оттуда её и пытались вызвать на сеансах спиритизма смельчаки и отчаявшиеся, как, к примеру, вы.

– И Холмсу это удавалось?

– В той или иной мере. Но не Холмсу, а Дойлю.

– Простите.

– Сэр Артур Конан Дойль, знаете ли, устраивал несколько сеансов сам. Имел честь быть приглашён на сеансы великих оккультистов. Он общался с самой Еленой Блаватской, стоявшей у истоков Всемирного общества спиритистов.

– Удивительно!

– Так вот, этот гений утверждал, что разговаривал с женой и сыном. Слышал ясно их голоса оттуда… А он производит, как изволите понимать, впечатление мудрого и достойного человека, не позволявшего глупости. Тем более – ложь. В своё время я увлёкся этим, поверив ему.

– Вы говорили с мертвецами?!

– Ну, не так громко, молодой человек. Не так громко. У меня звенит в ушах от вашего крика… Должен огорчить вас. Мне как-то не удавалось.

– Но вы сделаете это ради Ивана Ивановича?

– Попытаемся, мой друг. Попытаемся… Но в необходимости этого надо ещё убедить наших коллег. Это самое трудное, что вам предстоит на первых наших шагах в поисках истины.

– Я уговорю Броню. Она сладит с женщинами. Рассомахин вообще большой любитель всего неординарного.

– Это здорово, мой друг, действуйте!

В полночь, пугаясь лунного света, тёмных закоулков и друг друга, крадучись, перебегая от одной палатки к другой, они начали пробираться к условленному месту. Одноглазый завхоз расхаживал по беседке, встречая прибывающих шёпотом и мигающим фонарём, Левензон молчал, покачиваясь в качалке. Когда прибыл последний, оказалось, что собрались в том составе, как в тот злосчастный день, когда Аркадий Константинович явился с роковой вестью. В этот раз Лисичкин предстал первым, ведя за руку затихшую Брониславу Мелентьевну.

Посредине беседки был сооружён странный стол из нескольких пустых тарных ящиков и гимнастического обруча, обтянутого брезентом. Соорудил мебель Фока Савельевич. Круглый стол был беспрекословным требованием Левензона. В таких серьёзных вещах Иосиф Самуилович придерживался принципиальных позиций. Пришлось немного повозиться в поисках свеч. И здесь Левензон был неуступчив. Свечи ни в коей мере не должны быть декоративными, а непременно церковными, и это заставило изрядно попотеть Лисичкина. Спасение, когда все опустили руки, пришло нежданно-негаданно. Свечи нашлись в чемоданах запасливой Веры Павловны, та захватила их на всякий пожарный случай из дома. Свечи были толстые, жёлтые, с настоящим запахом ладана, и это вызвало особое ликование Левензона.

Шесть свечек стояли в блюдцах на столе, расположившись по кругу, седьмая горела в центре, аккуратно накрытая трёхлитровой банкой из-под огурцов. Фока Савельевич хотя и содрал с неё наклейку, но кусочки с буквами кое-где проступали. Банкой берегли пламя свечи, впрочем, это оказалось лишней предосторожностью. Ночь не дышала, замерев. Ни ветерка, ни звука. Казалось, природа тоже готовилась к встрече с неведомым.