Ирина Мельникова - Агент сыскной полиции

— Не искушайте, Александр Георгиевич, — улыбнулся Алексей. — Я свой выбор сделал. А что касается службы, то сыщиком я с детства хотел стать, только родители запретили мне даже мечтать об этом. Поэтому я закончил Горный институт и совсем не помышлял, что буду полицейским. Вернее, надеюсь, что буду, когда кончится испытательный срок.

— Ну и дурак, — вздохнул Лямпе, — впервые вижу, чтоб от подобного предложения отказывались. — Он недовольно покачал головой. — Ладно поговорили и забыли! — И приложил ладонь к козырьку. — Честь имею! Письма будете писать, передавайте привет дядюшке!..

Алексей бегом пересек Тобольскую улицу, вспомнив вдруг, как подъезжал сюда в первый раз на дряхлых санках, вспомнил лютый холод и пронизывающий насквозь ветер… По привычке удивился подобным контрастам сибирской погоды и зашел в управление.

Тартищев ждал Алексея. Рука Федора Михайловича все еще лежала на перевязи, но бледность сошла, и он был необычайно весел и оживлен.

Обняв Алексея за плечи, он подвел его к креслу.

— Присаживайся, орел! — И с преувеличенным удивлением оглядел его. — Надо же, ни одного синяка не осталось!

— Стараемся! — улыбнулся в ответ Алексей.

— Зато я словил… — кивнул на повязку Федор Михайлович и уже серьезно спросил:

— Лямпе, небось, к себе вербовал?

Алексей сделал вид, что не удивился подобной проницательности. Тартищев вполне мог увидеть коляску жандарма из окна кабинета.

— Он меня только что до управления подвез и предлагал перейти на службу в корпус жандармов.

— Хорошо, если так, — вздохнул Тартищев и покачал головой. — Ну, Александр Георгиевич, ну и сукин сын… Так и норовит меня по всем статьям объегорить. Но это ничего, — он хлопнул Алексея по плечу, — тут он хоть в открытую играл, а мог ведь предложить и втайную на него работать. Слишком ему хочется меня собаками затравить. Но учти, не нашлось еще того волкодава, которого я порвать не сумею. — Тартищев рассмеялся. — Дядьку твоего вспоминал?

— Вспоминал… — Алексей вскочил на ноги. — Прошу прощения, Федор Михайлович, что не изложил все обстоятельства до конца…

Тартищев усмехнулся.

— Конечно, это полнейшее безобразие, что начальника сыскной полиции пытаются обвести вокруг пальца.

За одно это я должен гнать тебя из полиции в три шеи.

Алексей побледнел.

— Но… — Тартищев поднял вверх указательный палец и назидательно произнес:

— Ты все ж молодец, что не воспользовался именем отца и дядьки, не требовал снисхождения и тянул лямку наравне со мной и Иваном… — Он подошел к столу и взял в руки небольшой портрет. — Смотри, это моя Аннушка. Когда-то мы были великими друзьями с Владимиром Гавриловичем, в одном университете учились… Но судьба так сложилась. — Тартищев взглянул еще раз на портрет, осторожно погладил его пальцами и отложил в сторону. — Аннушка каталась на яхте с молодыми людьми, друзьями ее старшей сестры. Ирина Лукьяновна была замужем за великим князем Евгением. По какой-то причине яхта загорелась. Наша шаланда, а я в каникулы частенько ходил в море с рыбаками, оказалась неподалеку. Мы спасли несколько человек, в том числе и Аннушку. Она четыре дня провела в доме моего деда в Одессе… А потом так случилось, что мы обвенчались против воли и моих, и тем более ее родителей. Был грандиозный скандал, и мы вынуждены были уехать куда подальше… Но, — он опять взял в руки портрет, — видно, если написано на роду, как погибнуть, тот свою смерть там и найдет… Утонула моя Аннушка и сына за собой увела!.. — Тартищев неловко улыбнулся. — А я ведь тоже не помышлял, что стану полицейским, но судьба по-своему распорядилась. И я теперь ни о чем не жалею! — Он протянул Алексею портрет. — Смотри, вот эта женщина, из-за которой мы уже почти тридцать лет не знаемся с твоим дядькой.

Алексей взял портрет. Знакомая серебряная рамочка. Знакомый герб и монограмма Е.С.Г.А.Б. — ее сиятельство графиня Анна Бологова. И он, дурак, не вспомнил! Ведь столько раз видел и этот герб, и эту монограмму, и этот портрет, но только больших размеров, на стене кабинета в огромном дядькином доме на Садовой, одиноком и пустом доме. Потому что Владимир Гаврилович Сверчков так и не женился, и никто не мог понять почему, ведь мало кому пришлось видеть этот портрет и знать эту историю…

Он вгляделся внимательнее. Лиза, несомненно, Лиза… Те же глаза, нос, пышные волосы, ямочки на щеках… Голова женщины была слегка повернута вбок, глаза ее лукаво улыбались… Алексей почувствовал, как у него пересыхает в горле. Нет, все-таки не Лиза.

Женщина на портрете была немного старше, да и волосы у нее светлее, чем у Лизы…

Тартищев взял у него портрет и весело хмыкнул:

— Всякий раз удивляюсь, как Лизка на Аннушку похожа, а ведь только родилась, бесенок, смотрю: вылитая наша порода, черная, как жук. — Он вернул портрет на стол и уже серьезно посмотрел на Алексея. — Несмотря ни на что, я безмерно уважаю Владимира Гавриловича. И понимаю, что не зря он прислал тебя в Североеланск. Знал, что мимо меня ты никак не пройдешь.

— Так вы с самого начала знали, что он мой дядя?

— Ну, допустим, не с самого начала… — усмехнулся Тартищев и прошел к сейфу. Открыл его и достал «смит-вессон». — Помнишь, обещал я тебе свой револьвер, если словим Прохора? Думал, наверняка уже думал, что Тартищев для красного словца сболтнул? — Он подошел к Алексею и протянул ему револьвер:

— Бери, иногда вместо кулаков и он требуется. Когда-то один из служак спросил государя, чем должно заниматься его ведомство. Государь подал платок и сказал: «Утри им слезы всякому, кто их безвинно прольет». Возьми этот револьвер и защити тех, кто безвинно пострадал. Не переборщи только… — Он положил руку Алексею на плечо и слегка его сжал. — С сегодняшнего дня зачисляю тебя в личный состав Североеланской уголовной полиции младшим агентом.

Служи честно, действуй искренне, если во благо, иди напролом, не трусь и не предавай! И не позволяй купить себя!.. — Он тяжело вздохнул. — Если получится… — И обнял Алексея. — Иди, служи!

Алексей положил револьвер во внутренний карман и поднял с кресла букетик ромашек. Тартищев окинул его слегка насмешливым взглядом.

— Неужто Лямпе тебя цветами одарил?

Алексей покраснел.

— Да нет, случайно купил у цветочницы.

— Ну, так подари кому, что ты его в руках мнешь?

— Вроде некому, — пожал плечами Алексей.

— Ну и зря, — рассердился вдруг Тартищев, — если купил, подари. А будешь ходить вокруг да около, живо найдутся ловкачи. Ты и оглянуться не успеешь, как перехватят девку. Тогда тебе даже Иван не поможет. Кстати, ты знаешь, что у него сын родился?

— Сын? — поразился Алексей. — Сегодня?

— Вчера! — рассмеялся Тартищев. — Наверняка когда вы с Ванькой Прошку в водопаде ловили. Да, был Слизка, и не стало Слизки! — Он припечатал ладонью столешницу. — А ведь Мозалевский все-таки утаил от нас, что оглянулся, хотя Прохор и предупредил его. Но таково свойство русской души, обязательно наперекор сделать. Самого Прохора он не увидел, только тень его. Потому и про гориллу вспомнил, что руки у Него слишком длинными показались. Говорит, чуть до земли не доставали. — Тартищев горестно вздохнул. — Вот эти руки Прошку и выручали. Где-то Мамонт подсадит, где-то сам подтянется. На ногах все-таки не слишком держался. А по крышам бывало и на заднице съезжал.