Николас Мейер - Вам вреден кокаин мистер Холмс

— Скорее! — умолял он слабеющим голосом. — Ну скорее же!

Мы перешли в первый вагон, где помещался багаж — сколько же его там было! И, отчаянно спеша, стали обыскивать под руководством Холмса бесчисленные чемоданы и сундуки.

— Ищите отверстия для воздуха, — тяжело дыша, прошептал он, опираясь на саблю и держась за решетку окна, чтобы не упасть.

— Есть! — воскликнул Фрейд, схватил саблю и просунул острие под запор огромного сундука. Поднатужившись, он сорвал запор. Вместе мы откинули петли и подняли крышку.

Внутри, живая и невредимая, все в том же состоянии, в каком мы оставили ее, с широко открытыми, но ничего не видящими глазами, сидела Нэнси Осборн Слейтер фон Лайнсдорф.

Пошатываясь, Шерлок Холмс некоторое время смотрел на нее.

— Плохо отбивает слева, — пробормотал он, помолчав. — Надо остановить поезда, — добавил Холмс, прежде чем упасть мне на руки. Он был без чувств.

— Нам не удалось предотвратить войну в полном смысле слова, — заметил Шерлок Холмс, отставляя бокал с бренди. — В лучшем случае мы оттянули ее начало.

— Да, но...

— Ни для кого не тайна, что в заливе Скапа-Флон сосредотачиваются флоты, — продолжал он с чуть заметным нетерпением, но без резкости, — а также то, что, если кайзер хочет вступить в войну с Россией за Балканы, он найдет способ сделать это. Теперь, когда барон мертв, а баронесса по-прежнему недееспособна, я не удивлюсь известию, что немецкое правительство объявило завещание аннулированным, а состояние — не имеющим наследника. И тогда, — он повернулся в кресле к Фрейду, стараясь не сбить перевязь, поддерживавшую его левую руку, — мы с вами, доктор, окажемся во враждующих лагерях.

Мы снова находились в уже знакомом кабинете в доме на Бергассе, 19. В последний раз мы собрались в этой уютной комнате, наполненной табачным дымом, которая в эти дни все больше напоминала мне штаб-квартиру Холмса на Бейкер-стрит.

Зигмунд Фрейд меланхолично кивнул головой в знак согласия, когда Холмс договорил, и закурил еще одну сигару.

— Я честно старался помочь вам, может быть, и не так активно помешать этому, но, боюсь, вы правы в своем пророчестве. — Он вздохнул. — Весьма возможно, что мы потрудились напрасно.

— Не стоит делать столь далеко идущих умозаключений. — Холмс улыбнулся и снова поудобнее устроился в кресле. Рана на руке осложнялась тем, что сабля барона задела нерв, и любое движение причиняло боль. С большим усилием Холмс раскурил трубку и, оставив ее во рту, медленно опустил руку. — Во всяком случае, нам удалось выиграть время, и уже поэтому наши старания не пропали даром. Ватсон, вы помните любимое изречение Марвелла: «Владей мы миром всем и временем в достатке...» — Он слегка повернулся в мою сторону. — Чего миру теперь действительно недостает, так это времени. Будь его достаточно, общество, возможно, всерьез взялось бы за тех негодяев, которые только и знают, что ломать и разорять. Если мы своими действиями помогли выиграть хотя бы час времени для выяснения, откуда происходят все человеческие беды, мы поработали не зря.

— Есть и другие, более видимые результаты наших стараний, — ободряюще заметил я. — С одной стороны, мы спасли несчастную женщину от участи более ужасной, чем сама смерть, а с другой стороны... — тут я запнулся и смущенно замолчал.

Холмс добродушно рассмеялся и продолжил ход моих мыслей.

— А с другой стороны, доктор Фрейд спас мне жизнь. Не попади я в Вену, не окажись ваше лечение успешным, сэр, я, несомненно, лишился бы возможности заняться этой несложной загадкой, а также всеми другими, что мне еще предстоят. Кроме того, — добавил он, вновь поднимая бокал, — если бы вы, Ватсон, не ухитрились заманить меня сюда, у доктора Фрейда не было бы такого случая излечить обреченного наркомана. По сути дела, вам обоим я обязан жизнью. Я еще смогу отдать свой долг Ватсону — впереди целая жизнь, что же до вас, доктор, я, право же, в растерянности. Если предчувствие меня не обманывает, мы с вами видимся в последний раз. Чем мне отблагодарить вас?

Зигмунд Фрейд не спешил с ответом. Пока Холмс говорил, он улыбался своей неповторимой улыбкой. Теперь же, отряхнув пепел с сигары, пристально посмотрел на моего друга.

— Дайте подумать, — попросил он.

Наши вещи уже были собраны. Расследование закончено, и скоро я вернусь в Лондон к жене. Барон мертв, самозванная баронесса фон Лайнсдорф оказалась, как и предполагал Холмс, американской актрисой Дианой Марлоу, оставшейся в Европе после того, как ее труппа разъехалась. С молодым бароном, соблазнившим ее, она познакомилась во время гастролей в Берлине. Ее отпустили подобру-поздорову после письменного заявления, в котором она во всем призналась (включая и незаконную связь), и после того, как она дала подписку никогда не предавать огласке ни событий, участницей которых была, ни имен ключевых действующих лиц, включая Шерлока Холмса. Ко всему она обещала никогда больше не появляться ни в Австрии, ни в Германии.

Полицейские власти обеих стран постарались замять большой, почти что международный скандал. Все быстро выяснилось. Бергер и раненый машинист дали показания и были, как и мы, предупреждены о том, чтобы держать рот на замке. Бравого сержанта из венской полиции и его подчиненных тоже обязали присоединиться к клятве хранить все в тайне. Всем, имевшим отношение к делу, было предельно ясно, что ничего другого не остается, как набрать в рот воды. Исполнители злодейского плана получили по заслугам, а раз уж так вышло, что настоящая баронесса, видимо, не скоро заговорит (если вообще к ней вернется дар речи), правительства австрийского императора и немецкого кайзера сочли за благо не разглашать свои политические аферы и тайные соглашения, тем более те грязные обстоятельства, которые им сопутствовали. Позже я узнал, что, по сути дела, не престарелый император, а его коварный племянник, эрцгерцог Франц Фердинанд, был тем, кто вступил в сговор с графом фон Шлифеном, бароном фон Лайнсдорфом и канцелярией в Берлине. И, хотя эрцгерцог все же добился своего — Германия предоставила Австрии военное снаряжение и развязала ей руки, это была пиррова победа: он был много лет спустя застрелен в Сараеве, а война, последовавшая за этим, стоила кайзеру трона.

Я часто думал в те тревожные годы начала столетия о германском монархе с его уродством и его портрете, который набросал Зигмунд Фрейд, хотя и не могу сказать, правильны ли были рассуждения доктора или нет. Как я уже отмечал, мы совершенно расходились во мнении по многим вопросам...

Собирая вещи, мы с Холмсом, естественно, обсудили возможность нарушить наши обеты, данные этим двум ничтожествам, и поведать миру об их недостойных делах. Стоит вернуться в Англию, как ничто не помешает этому. Пока же мы в Австрии, не могло быть и речи о том, чтобы рассказать об угоне поезда, дворецком, застреленном Холмсом, или прорыве через границу. И все же, быть может, миру следует знать о том, какие беды были ему уготованы властями предержащими.