Мария Спасская - Мистическое кольцо символистов [litres]

– Добрый вечер, Герман Леонидович, – улыбнулась женщина. – Здравствуйте, господа, – оглядев гостей, менее восторженно добавила она. – Донат уже вернулся и ждет.

Донат Ветров был сыном экономки и числился доверенным лицом фон Бекка по деликатным поручениям. И, кроме того, охотно брался за любую работу. Парнишка слыл талантливым оператором, проворным и ловким, если дело касалось труднодосягаемых высот. Он мог забраться хоть на гору Эверест, при этом не переставая крутить ручку киноаппарата. Донат стряпал декорации, шил костюмы и даже научился водить транспортные средства из гаража хозяина. Годился в актеры и здесь же, в расположенной во флигеле кинолаборатории, обрабатывал пленку. Монтировал же фильму фон Бекк всегда сам, не доверяя кропотливое творческое занятие рукам помощника.

Пройдя в курительную комнату, Герман увидел Ветрова. Вернее, сначала фон Бекк наткнулся на клетчатую кепи, украшающую прелестную головку мраморной Афины, застывшей в углу с бронзовой урной в руках. Повесив пиджак на резную спинку кресла, Донат устроился рядом с камином и с наслаждением потягивал пузырящуюся в фужере сельтерскую, заедая мороженым. Насколько Герман знал, помощник его охотно пил и пиво, однако старался это делать незаметно, дабы не расстраивать матушку, до сих пор считавшую своего великовозрастного отпрыска ребенком. Заметив патрона, юноша вскочил на ноги и вытянулся во фронт.

– Герман Леонидович, все очень плохо, – прожевывая мороженое и облизывая пальцы, сообщил он. – Объект наблюдения убит, убийцу – Ольгу Павловну Волынскую – задержали и препроводили в лечебницу для душевнобольных.

– Знаем мы про убийство, – отмахнулся ротмистр, принимая из рук экономки поднос с тремя кружками пива и с грохотом обрушивая его на мраморную каминную полку. Выбрал ту кружку, что полнее, сдул пену, и, прикрыв от наслаждения глаза, жадными глотками осушил до дна.

– Говорите, Волынскую отправили в лечебницу? – подходя к стоящему на подставке телефонному аппарату, обронил Чурилин.

Сыщик взял трубку и прокричал в отделанный медью рожок:

– Будьте добры, барышня! Соедините с сыскным управлением!

Помолчал, ожидая ответа, и снова закричал:

– Рубашкин, ты? Эксперты выехали на Оленью? Отлично. Скажи, голубчик, в какую лечебницу поместили Ольгу Волынскую? Как не знаешь? Ты дежурный – и не знаешь? Вот то-то, что где-то записал! Да, прямо сейчас. Спасибо, я понял. Хорошего дежурства.

Ротмистр допил пиво и, поставив кружку на поднос, огляделся по сторонам. Фон Бекк строчил что-то в блокноте, Донат вылизывал вазочку из-под мороженого, Чурилин стучал трубкой по рычажкам аппарата, пытаясь добиться соединения с коммутатором. Взяв еще одну кружку с пивом, ротмистр снова блаженно прищурился и теперь уже принялся неспешно смаковать напиток, делая маленькие глотки.

– Так что там случилось с Волынской? – допив пиво и крякнув, осведомился он, потянувшись к третьей кружке.

– Она была совершенно безумна, – расхаживая из угла в угол и помахивая вазочкой, взволнованно заговорил Донат. Устав крутить вазочку в руках, в пылу рассказа он небрежно поставил ее на каминную полку. Освободив руки, взмахнул ими, точно крыльями, и взволнованно продолжал: – Но, черт возьми, как хороша! Она неслась по набережной и кричала: «Я Коломбина»! И, черт возьми, я верил! Я заберу ее из лечебницы и женюсь на ней, вот честное слово! Герман Леонидович, – помощник умоляюще понизил голос, – похлопочите за меня, пусть матушка свое согласие даст!

– Боюсь, Донат, что это невозможно, – дописывая страницу, проговорил фон Бекк.

– Отчего же? Из-за того, что Ольга Павловна безумна? Ну, так это ничего. Я ко всему готов.

– Лучше не спрашивай, все равно не скажу. Друзья мои, я только что закончил сценариус фильмы. Вот, послушайте. Называется «Убийство коварной подруги». Картина первая. Неравнодушный к чужому горю букинист стоит за прилавком книжной лавочки и внимательно слушает рассказ частой посетительницы магазина – мадемуазель Витроль – о трагедии всей ее жизни. Витроль полюбила всем сердцем революционера, но возлюбленный трагически погиб, оставшись неопознанным, и теперь его голова выставлена на всеобщее обозрение и поругание. Сердобольный букинист помогает Витроль похитить голову возлюбленного. Но это не помогает – Витроль все равно покончила собой.

Картина вторая. Случайно наш букинист услышал, как два поэта жалуются на невозможность опубликовать свои стихи. И тут же принимает решение помочь. И вот уже Ольга Павловна Волынская – невероятно красивая девушка, которая знает букиниста с юных лет как удивительно порядочного человека, готова отправиться в редакцию со стихами обиженных поэтов и выдать за свои.

– Постойте, Герман Леонидович, – растерянно заморгал ротмистр, – а что же, самый смак снимать не будем? Ну, про то, что девушка – вовсе не девушка…

– Ротмистр, немедленно замолчите, если не хотите со мною поссориться! – вскипел фон Бекк. – Этого нельзя. Это ее тайна.

– Герман Леонидович прав. Есть вещи, которых не стоит касаться, – нахмурился Чурилин.

– О чем это вы? – наивно поглядывая то на одного, то на другого, завертел головой Донат Ветров.

Ротмистр сложил ладони на груди и покаянно обронил:

– Все-все, господа, молчу.

– Так вот. Букинист тоже обожает свою пассию, но у Ольги Павловны есть коварная подруга – танцовщица Лили Грин. И танцовщица решает совратить добропорядочного букиниста.

– Ангела каждому лестно запачкать, – стремясь загладить неловкость, поддакнул ротмистр.

– Картина третья. Лили Грин назначает букинисту встречу в меблированных комнатах на Оленьей улице, сообщив, что с его возлюбленной случилось несчастье и подробности он узнает, только когда прибудет в номера. Мужчина прибывает в номера…

– Что-то тут не сходится, – поморщился Чурилин. – А как же цветы? Лев Тихомиров шел в номера с букетом роз и явно на свидание.

– Не придирайтесь, Василий Степанович. Возможно, Лев и шел к Лили с определенными намерениями, тем более что эта девица с довольно гибкими моральными устоями и от нее все что угодно можно ожидать…

– Вы что же, были с ней знакомы?

– Не важно. Главное, что зрителю, а тем более присяжным заседателям, которые будут выносить вердикт Ольге Павловне, о намерениях букиниста знать вовсе не обязательно. Итак, наш ангелоподобный Лев Тихомиров прибывает в двести двенадцатый номер, но застает там не ждущую помощи Ольгу Павловну, а лежащую на кровати развратницу Грин. Наш букинист начинает ее стыдить…

– Вот как? Стыдить! – прыснул ротмистр. – Серьезно?

Фон Бекк нахмурился и строго повторил:

– Именно стыдить. Берет Лили за руку и пытается поднять с кровати. Лили дергает Льва за руку и опрокидывает на себя. Лев падает на Лили, и в этот момент в номер входит Ольга Павловна, которую заранее вызвала подлая подруга, желая унизить и оскорбить. Лев Тихомиров вскакивает с кровати и в смятении бросается за ширму. Лили плачет и кричит, что ее изнасиловали, и Ольга Павловна, желая защитить бедняжку, хватает с тумбочки цветочную вазу и бьет любимого по голове. Лили уже не плачет – она демонически хохочет, выкрикивая, что все это ложь и что она сама собиралась совратить букиниста, но он не поддался ее чарам. Тогда обезумевшая Ольга Павловна накрывает лицо подруги подушкой.