Д Густо - Похитить Похитонова!

Даже после смерти (особенно после смерти!) все будут спрашивать, как так вышло, что при жизни тебя никто не выбрал. Ученица косметолога явно приехала из той части ближнего зарубежья, где около пятнадцати годков девочку суют в мешок да умыкают, а если нет – сама виновата, либо усы слишком большие отрастила, либо ноги слишком кривые достались.

Вера уже жалела, что не отменила запись в салон красоты. Она ведь затеяла сие провальное мероприятие, чтобы лучше выглядеть, когда Витторио вернётся с Кипра – а сама явилась пред светлые очи ясного сокола с нещипанными бровями, некрашеными волосами и в расстёгнутых джинсах в качестве вишенки на торте. Казалось бы, возьми да поменяй планы, раз теперь никого не требуется покорять неземной прелестью, так нет же, захотелось в качестве утешения себя побаловать популярной процедурой! С дурой! Лежать, выслушивать проповедь от девчонки, которая младше по возрасту и беднее интеллектуально, находясь при этом с заклеенным ртом – вот подарочек себе сделала!

Цок-цок, стук двери, наконец одна.

Можно погрузиться в небытие и замедлить течение всех соков в ветвях.

Вера прислушалась. Удары сердца были, как шаги уходящего в пустыню. Странно – ты можешь жить, когда сердце остановилось.

Почему нельзя умереть вместе с ним?! Лежать-лежать так в салоне красоты и постепенно исчезать из мира? Когда нетактичная девица придёт снимать застывшую маску, под ней уже не будет ничегошеньки – вот сюрприз-то!

Альгинатную маску ученица косметолога отколупала крайне неаккуратно: пыль попала в глаза, и два следующих дня Вера просыпалась со следами, похожими на засохшие розовые слёзы. Разводы напоминали ей о случившемся, с утра задавая отвратительный настрой.

Брательник думал, что у неё ПМС. В эти дни он обычно старался не попадаться на глаза, если можно так сказать о человеке, который и без того имеет постоянную прописку в виртуальном мире.

На вторые сутки сестра хотела было поинтересоваться, почему он ничего не спрашивает о Витторио, как вдруг поняла – для него сюжет оборвался в самом начале. Он не узнавал, как прошло воссоединение, о пропаже картины слыхом не слыхивал, а поиски платья, сражающего наповал, происходили сотню сражений назад – успело пасть не одно государство во вселенной, где он жил. Ясное дело, брат не держал в голове столь давних событий, да к тому же, происходивших вне его мира.

А сестра искала поддержки. Встала у окна и тоскливо дожидалась, когда геймер пройдёт уровень.

Он закончил. Паузу не взял. Нырнул глубже. Тогда она спросила:

– Ты с кем-нибудь в отношениях?

Никуда не отлучаясь из дома, как известно, можно крутить романы, и довольно серьёзные.

– Нет, сейчас ни с кем. А почему ты спрашиваешь?

– Может, ты сумеешь ответить, как завоевать любовь

– Оо, это просто! Смотри.

И он показал Грааль, который надо привезти в замок принцессы на забавном автомобильчике, пройдя массу испытаний.

– Тогда она женится на вот этом чуваке из службы доставки, за которого я играю. Хочешь попробовать?

– Я попробую, обязательно попробую.

Не замечая протянутого ей джойстика, Холмская набросала схему действий.

Первое: отбросить всех подозреваемых, кроме наиболее очевидной Эвелины.

Второе: доказать, что она забыла Додошку на месте преступления и где-то раздобыла такую же собачку на замену.

Третье: прижать её уликами из второго пункта, надавить посильнее, довести до приступа паники.

Четвёртое: вырвать похищенную картину из вспотевших ладошек.

Пятое: Вернуть шедевр настоящему владельцу.

Шестое: сделать пилинг, принять красивую позу и ждать предложения.

– Ты просто мастер стратегии, – похвалил брательник, криво улыбаясь от того, что не привык делать комплименты. – Только я не понял, в какую игру ты играешь.

– В ту, где Витька сдохнет, если меня не полюбит!

Она бы этого, конечно, не сказала, если бы знала, что судьба уже свела киллера и человека, желающего заказать Лотуша.

Марину Васильевну Жарченко в суде называли Духотенко, потому что она сама себе придумала такое прозвище. В школе её обзывали «Жирченко», и во избежание повторения того же сценария, только со врослыми, жертва насмешек при поступлении на работу постаралась, чтобы её дразнили не за обжорство, а за более вредные для окружающих привычки.

Что её вовсе не будут ругать – такой вариант отсутствовал даже в самых необузданных фантазиях. Если бы она поднималась по лестнице с той же лёгкостью, с какой наживала врагов, её бы включили в олимпийскую сборную. Когда в ком-нибудь загоралась искорка симпатии, Марина это игнорировала. Не получая эмоциональной подпитки, искорка тлела какое-то время, уменьшалась, уменьшалась и исчезала – или же гасла, шипя под ледяным презрением Жарченко.

Но когда ей понадобилась помощь, она таки подметила интерес к своей персоне.

Невозможно было не обратить внимание на то, как уважает подсудимый Сухостой фигуру судьи. Его восхищали крепкие бока, выдающиеся бугры грудей, круглые локти – от них веяло достатком, основательностью, стабильностью. А из стабильного в жизни Жоры Сухостоя были только регулярные посадки да стрижка, соответствующая статусу.

Когда он с кем-то «встречался», это были свидания раз в месяц, без рук, без губ, зато с множеством людей вокруг и с долгими думами в промежутках. Таким образом, можно было сказать, что он и Марина «встречались».

Судья откровенно флиртовала прямо на заседаниях.

– А вы умеете быть благодарным, – улыбалась она. – Ценное качество для мужчины.

(За разрешение пользоваться колодцем Жора помог соседу закопать тёщу.)

– В партизанском отряде вам бы цены не было!

(Худосочный и низкорослый Жорик продолжал утверждать, будто совершенно один от нечего делать вырыл огромную яму, куда солнечный удар случайно уложил жертву. Он не изменил показаний даже тогда, когда любящий зять показал орудие убийства, спрятанное в её парике, до которого никто из опергруппы так и не решился дотронуться.)

– Я скорее поверю вашим честным голубым глазам, чем пухленькому ротику Павла Арсеньевича, который он открывает невпопад, – добивала Марина, косясь на щекастого обвинителя.

Она помахивала вероятностью свободы, словно ленивым веером, приоткрывая и захлопывая решётку перед наивным воображением вечного сидельца. В шутку проверяла прочность его деревянной верности, в шутку прощупывала почву для покупки его преступных услуг – всё это на глазах изумлённой публики, которая смеялась над клоунадой, не подозревая, что происходит на самом деле.

– Если вас сейчас выпустят, вы сумеете сполна отплатить? – прозвучало уже совсем неприкрытое предложение. – Обществу, которое в вас поверило?