Д Густо - Похитить Похитонова!

Лёгкие дутые подошвы впечатывают в грязь сухие листья многих осеней, а лес вокруг скрипит от зелени, взламывающей твердь ветвей. Весна приходит поздно, но приходит. Всё уже в ярких точках. Листики, почки, смола – пахнет так, будто и не было совсем недавно погодной аномалии с толстым слоем апрельского снега. Благоухает пробуждение.

Марина сошла с тропинки, села на поваленный ствол, чтобы без надоедливого бряканья в рюкзаке за спиной послушать пение птиц, пересыпанное дробью нескольких дятлов. Она могла бы остаться тут навечно, в шаге от весны. Больше не скакать туда-сюда, не оглядываться, не менять окраску, не задыхаться, не думать, не думать… Но что будет, если она опоздала? Наверняка, какое-нибудь ужасное наказание. Вперёд! Вперёд!

Вдруг снова встретится кто-нибудь из знакомых? Тогда она скажет, что просто занималась джоггингом и забежала попросить воды в единственный стоящий здесь дом. Одноэтажный, укрытый елями, он был довольно неприметен, но лучше бы он был совсем невидимым.

Сгорая от стыда, Жарченко проскользнула в первую дверь, во вторую и пробежала бы, наверное, дальше, сквозь оконный проём, если бы её не остановил властный мужской голос.

Что? Прямо так сразу и раздеваться?

Нетерпение ощущалось во всей фигуре этого красивого странноватой красотой человека. Его драгоценное время нельзя транжирить просто так. Каждая секунда падала песчинкой из чистого золота, и чем больше вырастал холмик на дне песочных часов, тем явственнее становилась внутренняя дрожь, идущая из глубины тела к белым волнорезам рук. Они были совершенно неподвижны. Это пугало сильнее всего.

Деньги уже заплачены. Отступать некуда. Судья медленно высвободила потную ногу из бархата штанины…

В коридоре, который она только что миновала, царило недоумение. От стены отделилась длинноногая брюнетка и спросила:

– Это кто сейчас был? Неужели Марина Васильевна? Решилась отсосать наконец?

Женщины большей или меньшей степени потасканности отводили взгляды, надеясь, что она обращается не к ним, а брюнетка почему-то была уверена, что все здесь друг друга знают, и продолжала вопрошать.

– Так вы её дожидались? – подошла ассистентка. – Жальченко?

– Жарченко.

– Нет, тут написано Жж… Желченко.

Некая любопытная варвара заглянула в тетрадь и возразила:

– Жульченко.

– Жульенченко, – хихикнули рядом.

– В компьютере написано Жорченко, – проверила ассистентка. – Ваша?

– Нет, я жду подругу, – усмехнулась брюнетка. – Она тоже на липосакцию со своим салом.

Никто не заметил, как горячо обсуждаемая пациентка выскочила из кабинета и покинула здание. Она, между прочим, всё слышала! Теперь точно ничего отсасывать не будет!

– Вот тоже хорошая штуковина, рекомендую. Уничтожает любые следы. Если надо, труп растворить в ней можно. Правда это уже будет мелкий опт.

Мужчина засмеялся, из уголка глаза на бугристую щёку скользнула слезинка, и он смахнул её кулаком, а кулак вытер о накладной карман.

– У вас только наличный расчёт? – томно произнесли большие накрашенные губы.

– Нет, почему же, любым удобным способом можно оплатить.

– Сейчас подумаю, как мне удобнее…

Огромная грудь буквально припёрла мужчину к стенке, занятой аэрозолями в холодных алюминиевых упаковках. Выбраться со склада – такая же задачка, как найти его в хитросплетении гаражей и автомоек. К счастью, Скоблидюк всегда была достаточно скользкой.

– Я оформлю заказ через интернет, мои девочки заберут ящик на машине, оплатит организация.

Едва зайдя в свой музей, она тотчас собрала волонтёров и застыла перед ними в требовательной позе, с листком из блокнота в воздетой руке.

Девушки струхнули. Видимо, кого-то из них ждёт нагоняй. Кураторша обвела взглядом присутствующих. После паузы объявила:

– Ожидается прибытие особо важного объекта культуры. Вероятнее всего, будет необычный формат, выставка одного шедевра. Если кому-то что-то непонятно, рассказываю. Чтобы посетители могли сосредоточить всё своё внимание только на нём, остальные экспонаты вы должны аккуратно (я подчёркиваю, аккуратнейшим образом!) упаковать и перенести в подвал. Останутся только белые стены. Каким образом вы завесите окна, меня совершенно не интересует. Они должны просто исчезнуть, как будто их стёрли на фотошопе. Всё должно быть идеально, ни пылинки, ни соринки. Необходимо вызвать уборочную бригаду. Разыщите тех, кого мы приглашали в прошлый раз, они молодцы, только пользуются чёрт знает чем. Поэтому возьмёте другое чистящее средство. Купите вот здесь.

Острые ногти расправили бумажку с адресом. Многие облегчённо вздохнули – они опасались, что это очередной список провинившихся.

Странно, никто не бросился с подобострастием выполнять приказания.

– Вопросы есть?

Волонтёры хором взвыли:

– Дана Богдановна, ну зачем?

– Давайте других наймём.

– В тот раз вообще незаметно было, что уборку провели!

– Грязь на стёклах помните?

– Вы же сами потом на нас орали, якобы мы всё испачкали.

– Я орала? – взвилась Скоблидюк. – Я никогда не повышаю голос, тем более, не ору. Орёт осёл во время брачного периода. Если вы не можете отличить куратора музея от осла, выметайтесь вон!

– Так и знала, – хмыкнула попавшая в немилость девушка.

Она давно хотела сбросить ярмо практики, с первого дня, когда стало ясно, что трудиться на культурной ниве значит позволять на себе пахать, быть безмолвным животным, от которого требуется только бычье здоровье да воловья выносливость. Родители утверждали, будто это необходимый этап карьеры, и бесплатная работа позже окупится сторицей. Чем больше ночей уходило у дочери на дополнительные задания, тем прекраснее виделось рекомендательное письмо в конце туннеля. Но туннель достраивался до бесконечности, а атмосфера внутри становилась всё удушливее. Капали придирки, росли сталагмиты выговоров.

Когда она вдруг направилась к выходу походкой свободного человека, это было, как чудо, как сон, который рискует оборваться и от этого загустевает, тянет каждый миг. Она плыла в толще временного киселя, боясь не доплыть, боясь проснуться, не дойдя до двери. Пальцы взметнулись над бесстрастной гладью самообладания в отчаянном жесте – заранее ясно, что не ухватишься за ручку, соскользнёшь и погрузишься в пучину теперь уже окончательно. Как ни странно, ладонь удобно легла на полоску металла, надавила, ворвался поток свежего воздуха, и практикантку вынесло сквозь открывшийся шлюз в живую, солоноватую свободу.

Остальные могли пойти следом, пока волны расступившегося моря не сомкнулись. Дорожка была ещё тёплой от человеческих следов, но холодный белый интерьер уже начал заносить её снегом. Вот-вот сугробы станут непролазными – все понимали это, а сил сдвинуться не было. Крепко держало присутствие начальницы.