Михаил Ордынцев-Кострицкий - Сан-Блас. Избранное

— Ну, вот и кончено! — с довольной улыбкой произнес Родриго. — Скажите, Мигуэль, какого вы мнения о наших людях?

— Такого, что ни с одним из них не пожелал бы встретиться в ночную пору.

— Вы совершенно правы…

— Это мне нравится!.. Так как же вы тогда решились отдать им в лапы и вашу собственную, и наши жизни?

— А очень просто! С такими мерзавцами, как эти господа, нужна особенная тактика, которую я, кажется, недурно изучил. Обнаружьте перед ними свое недоверие, боязнь — как вам угодно называйте — и вы погибли, могу вам поручиться. А так они воображают, что я считаю их за истых caballeros и, ради этой иллюзии, мне ни за что в мире не изменят. Dixi!..

Должен сознаться, что теория, с великолепным апломбом высказанная Суаресом, не слишком успокоительно подействовала на меня. Отрицать некоторую обоснованность ее я, разумеется, не мог и, если бы дело шло о теоретическом разрешении столь же теоретически интересующего нас вопроса, то можно было бы вполне удовлетвориться безапелляционным выводом Родриго…

Но, к сожалению, та или иная точка зрения по данному вопросу могла иметь решающее значение для всех участников похода, и потому гипотеза, высказанная «тропическим скитальцем», казалась мне преувеличенно простой, простой до явного абсурда!

Впрочем, народный опыт, пришедший к выводу, что утро гораздо удобнее для размышлений, чем вечер после богатого впечатлениями дня, дал мне возможность воздержаться от протестов, хотя и не изменил моего взгляда на степень правоты Родриго…

Спать я улегся в самом минорном настроении духа и, встав на рассвете, убедился, что оно проснулось со мной вместе. Но делать было нечего, — все мои спутники уже оделись и, наскоро напившись кофе, мы вышли из усадьбы…

Не выехали, как я предполагал вначале, а попросту прошли в калитку и очутились на сонной улице Колона.

— А как же лошади?! — невольно воскликнул я, удостоверившись, что за оградой нет ни малейшего признака этого традиционного способа передвижения в «культурнейшей из всех республик».

Аннита, шедшая впереди меня, расхохоталась…

— Какие лошади, сеньор?

— Это мне нравится! Ведь не пешком же мы отправимся за заповедную черту Сан-Бласа…

— А, разумеется, пешком… Иначе нам не пробраться через заросли и топи.

Благодарю покорно! Еще один сюрприз… Вот уж не думал, что мне придется когда-либо соперничать с моим «европейски известным» тезкой — Михаилом Александровичем Берновым!.. Путешествия по способу апостолов Христовых имеют свою прелесть, но мне они никогда не улыбались, и я теперь окончательно озлился…

Суарес, сопровождаемый длинноногим Педро и Пачеко, был уже намного впереди, так что обуревающие меня чувства я мог излить только по адресу Анниты.

— Воображаю, — саркастически заметил я, — во что превратятся ваши ножки через несколько часов такой прогулки!

Девушка мельком посмотрела на свои легкие кожаные сапоги и перевела взгляд на неуклюжие ботфорты, в которых тонули мои ноги.

Она мне не ответила ни слова, но искреннее сочувствие, светившееся в ее глазах, заставило меня смириться…

Я поравнялся с нею и, взяв ее под руку, чистосердечно попросил прощения.

— Какие пустяки, сеньор!.. Неужто вы вообразили, что я могу серьезно обидеться на вашу фразу?

— Вы незаслуженно добры ко мне?

— И докажу вам это советом снять свои ботфорты и нарядиться в точно такие сапоги, как у меня.

В целесообразности этого указания я не сомневался ни минуты. Мы еще не успели выйти из предместья, а ноги у меня уж ныли и горели, словно погруженные в расплавленный свинец. К счастью, носильщики нас ждали в заранее определенном месте… Родриго приказал распаковать один из тюков, и моя добровольная пытка прекратилась.

После минутной задержки, вызванной этим пустячным эпизодом, Суарес проверил наличность багажа, осмотрел патронташи нашей свиты и мы, растянувшись на полмили, медленно двинулись на юг…

Впереди всех, с ящиком динамита за плечами, уверенно шагал индеец-изгнанник племени Сан-Блас, но только уж не в сюртуке, а в зеленовато-серой куртке, какие были розданы всем членам этой шайки. За ним, поодиночке, на равных интервалах, тянулись пятнадцать человек носильщиков, внушительно навьюченных и еще более внушительно вооруженных. Центральную группу составляли мы: самодовольно улыбающийся дон Родриго, его приятель Педро с сыном, Аннита и — рядом с нею — я. Сзади, окутанные облаком белой известковой пыли, шли остальные четырнадцать бандитов.

В течение некоторого времени, я, оборачиваясь, видел отдельные здание Колона, поднимавшиеся над складками волнистой почвы, но с каждым шагом они заметно понижались и, наконец, совсем исчезли…

Дорога осталась в стороне, так как мы, следуя за головой колонны, свернули влево и около часа шли по рыхлому песку, окаймленному пенистыми волнами океана. Затем снова переменили направление и начали подъем на горный кряж между Гатунским озером и морем.

Здесь нам впервые понадобились топоры и изогнутые местные кинжалы. Девственная пальмовая поросль, покрывшая все скаты, была оплетена таким невероятным множеством лиан, что не приходилось даже думать о беспрепятственном проходе через их хаотическую массу. Отточенная сталь сверкнула в лучах недавно поднявшегося солнца, живая сеть заколебалась, послышались испуганные птичьи крики и облачко зеленых попугаев мелькнуло в воздухе у нас над головами. Лианы падали, точно чудовищные змеи, покрытые зеленой кожей всех оттенков; сверху на нас сыпался цветочный дождь, внизу мы натыкались на группы кактусов, вонзавшихся в одежду своими острыми шипами, и хотя медленно, но неуклонно все глубже проникали в чащу тропического леса…

К счастью для нашего переднего отряда, она окончилась так же внезапно, как и перегородила нам дорогу. После нескольких часов борьбы, природа отступила; лес, словно ножом, обрезало, и перед нами был открытый путь на гребень горного хребта…

Там мы почувствовали себя гораздо лучше. Ноги, обутые в легкие, с мягкой подошвой сапоги, без затруднений находили точку опоры среди камней, полузакрытых редкой и блеклой травой. Вершины пальм темно-зеленым полукругом виднелись где-то далеко под нами, и солоноватый морской ветер свободно обвевал наши горящие от утомления лица.

Налево мы видели необозримую равнину океана, направо — южную часть озера, усеянную целым архипелагом островков, а впереди чернел еле заметный узкий перешеек — мост, соединяющий «культурную» Панаму с запретной территорией Сан-Блас…

Не знаю, что испытывали мои спутники в виду этой таинственной страны, но сердце у меня забилось отчетливыми, частыми толчками, словно в предчувствии еще не испытанных опасностей и страхов, которым мы добровольно шли на встречу.