Ольга Володарская - Кукла затворника

— Бывшая хозяйка квартиры, кошатница, никакая ему не родственница. Но он квартиру унаследовал. Женщина написала дарственную на Иванова.

— Умерла вскоре? — «Черные» риелторы в нынешнее время встречались редко, но и о них забывать не стоит.

— Нет. Прошло больше года. За это время Иванова ни разу не видели обитатели дома. То есть это не тот вариант, когда квартиру переписывают на человека, ухаживающего за собственником.

— Может, она в молодости его любила без памяти? И решила облагодетельствовать после смерти? Или он спас ее от верной смерти. Да мало ли…

— Согласен. В этом еще нужно разобраться. Но вот тебе еще подозрительный факт: до того, как переехать, он жил в трешке на Кутузовском проспекте. Один! Никаких других собственников.

— Продал хоромы, и правильно. Зачем одному такие площади? Да и на Кутузе суета, а он уже немолодым человеком был.

— А куда деньги дел? Это мне вспомнился диалог пьяных Раисы Захаровны и Васи из фильма «Любовь и голуби». Они из бара выкатились, и он стал ей рассказывать о претензиях своей Надюхи…

— Помню, помню. Кузякин пернатых вроде купил. А Иванов скорее всего кукол.

— Это сколько ж их надо приобресть? Трешка на Кутузе стоит космических денег.

— Отложил на старость?

— На счетах восемьдесят тысяч всего. Рублей. У деревенских бабулек в чулках больше припрятано.

— Может, там же хранил?

— И тогда его убили из-за денег.

— Надо повторный обыск провести в квартире покойного. Поискать сейф или тайник. Если пуст, то из-за них. Нет, так из-за антикварной куклы.

Помолчали.

Вася встал, чтобы попить.

— Странные они люди, да? — вновь заговорил Василий.

— Кто — они?

— Эти, как их? Плангологи.

— Кукольники то есть? Думаю, не больше, чем все коллекционеры. И, если что, есть те, кто точно страннее.

— Например?

— Я тут загуглил, существуют люди, что собирают дорожные конусы или чехлы от зонтиков. Не сами зонтики — чехлы! Антикварную куклу ты хотя бы продать можешь, если припрет. И задорого. А кому конус нужен? Такому же чудаку, как ты, но вас в мире, от силы, десяток.

— Тебе не кажется, что мужчины-плангологи — геи?

— Не обязательно.

— Латентные точно.

— Вот не согласен.

— Обоснуй.

— Не все модельеры нетрадиционной ориентации. Как и танцовщики. Или даже травести-артисты. Знаю одного такого. Выступает под псевдонимом «Мурочка». Женат, имеет двоих детей. Тем мужикам, что к нему пристают после выступления, ломает пальцы. Говорит, мечтал играть Гамлета, не получилось, а бабки зарабатывать надо, так почему бы не перевоплотиться в Мурочку.

— Он артист, это другое. А когда мужик в куклы играет…

— К чему ведешь?

— Любовника Иванова надо искать. Среди ему подобных.

— Еще одна версия? Хорошо, рассмотрим и ее. Но я склоняюсь к тому, что Иванов был асексуальным, и его ничего, кроме кукол, не интересовало.

— Его, возможно. Но того, кто мог к нему прибиться?

— Ой, не нравится мне это дело, — вздохнул Добронравов.

Как и Василию. Но он оставил свое мнение при себе. Работа только началась. Загадывать рано.

Люда провела три часа в СПА. На работе ей подарили сертификат, и она решила воспользоваться им незамедлительно. Доехала до салона на метро, тут же упала на кушетку массажиста, вздремнула, пока он ее мял, потом посидела в хамаме, поплавала в бассейне, выпила фужер шампанского и обратно уже вернулась на такси, потому что размякла.

Едва в дом зашла, услышала звонок в дверь. Открыла ее и увидела на пороге Ирусика. Соседка переоделась, сменила макияж и очки. Сказав «Привет еще раз!», она бесцеремонно ввалилась в квартиру.

— Ты за солью или за спичками? — спросила Люда.

— Отметить твою днюху и помянуть соседа. Первую чарку за здравие выпьем, вторую за упокой.

— Я ни за то, ни за другое не буду. Вчерашнего хватило.

— Мы по чуть-чуть, — и достала из котомки, естественно, яркой, расшитой бусинами, половина из которых опали, бутылку вина. Люда глянула на этикетку и скривилась. Кагор. Она терпеть не могла сладкое вино. А это еще и дешевое.

— Давай, я открою свое, — предложила Люда. Она вспомнила, что ей один из клиентов преподнес бутылку «Саперави», привезенного из Тбилиси. — Как-никак моя днюха.

Та не стала возражать.

Через десять минут женщины сидели в гостиной за низким столиком, на который Люда поставила вино, фужеры, тарелку с виноградом и пиалу с ореховым ассорти. Больше съестного в доме не было. Нет, в морозилке имелись кальмары, грудка индейки, белые грибы и много еще чего, но Люда покупала все это, чтобы приготовить салаты на свой день рождения. Поняв, что сорвалась поездка в Венгрию, она рассчитывала на двух других мушкетеров, но и они ее продинамили. Вчера, обливаясь пьяными слезами, она ругала себя за то, что не купила билет до Будапешта и не улетела туда одна. Она в отпуске, деньги на бюджетную поездку найдутся, так что же она?..

Но сегодня Люда поняла: все, что ни делается — к лучшему. Если бы она улетела в Будапешт, то там так же, как и дома, изнывала бы от одиночества, пила и плакала, но не познакомилась бы с Василием Барановским, мужчиной, крайне ее заинтересовавшим.

Если бы Люда верила в любовь с первого взгляда, то решила бы, что это она.

— О чем размечталась? — обратилась к ней Ирусик. Она уже держала фужер в руке и приготовилась чокаться.

— Да так…

— Давай, Люся, за тебя. Счастья женского тебе желаю. И богатырского здоровья.

— Спасибо, Ирусик. Тебе того же.

Они чокнулись и пригубили вино. Люда решила сделать всего два глотка. За здравие и за упокой, как договаривались.

— Хорошая у тебя квартира, не налюбуюсь, — проговорила Ирусик, взяв в свою морщинистую лапку гроздь винограда. — Уютная, теплая, удобная. Настоящее гнездышко.

— Вила его столько лет.

— Не представляешь, наверное, что его еще кто-то займет? Поэтому и не живешь ни с кем? Я тебя с разным парнями видела, все очень даже приличные, но ты одна.

Люда не стала это комментировать. Постороннему человеку душу изливать не хотелось, а отшучиваться было лень. Молчала и ждала, когда начнется проповедь, но Ирусик удивила:

— Правильно делаешь, что никого не пускаешь. И я сейчас не о квартире, о сердце. Свобода — прекрасна.

— Поэтому ты ее и выбрала?

— Ой, если бы, — отмахнулась Ирусик и допила свое вино. Люда, забыв о зароке, сделала то же. — Я в двадцать один замуж вышла. Потому что так было нужно. Возраст по тем временам критический: уже пора, а не за кого. Я худая, из неблагополучной семьи. За первого посватавшегося выскочила. Не оставаться же старой девой. Супруг хорошим был, непьющим, работящим. Но без вести пропал. Возвращался с вахты с получкой и премиальными. Тогда-то и сгинул. Осталась я одна с сыном.