Ольга Володарская - Кукла затворника

— Ты только что держала в руках подделку. Ее изготовил мой сын, у которого ты консультировалась все это время. Копия ужасная. Топорная работа. Впрочем, как все Димины. Он пытался сляпать Плохую куклу, чтобы продать ее именно тебе. Я отобрал.

— То есть вы надо мной издевались все это время?

— Нет. Я хотел, чтобы ты кое-что поняла и сделала выводы.

— Я и так знаю, что все хотят друг друга поиметь.

— Безусловно. Но я не об этом: ты приняла за настоящую Плохую куклу… по-настоящему плохую подделку! Значит, ты не видишь разницы. И не чувствуешь ее. Тогда зачем тебе Каттива Бамбола?

— Согласна. Ни к чему. Но я не знаю, чего желать…

— Как это? Есть то, что было у твоего брата, и чем ты можешь завладеть сейчас, причем на законных основаниях.

— Мне лень этим заниматься.

— Странно. Ты так упорно гоняешься за куклой, которой не существует, но отказываешься от реальных. Завладей ими и… сделай с ними все, что захочешь! Можешь обрить и разрисовать, развесить на бамперы свадебных машин… Отдать в детские дома. Утопить, закопать… А лучше продать. Я помогу тебе. Выступлю бесплатным экспертом. Только есть условие — одну из кукол ты мне подаришь. Понравилась мне в коллекции Иванова одна казашка.

— Договорились. — Она протянула руку, и Коцман ее пожал.

День выдался солнечным и теплым. Как и обещали синоптики. В кои веки угадали! Премию теперь получат, наверное.

Люда до конца прогнозам не верила, поэтому не строила планов на теплый солнечный день. Сейчас об этом пожалела. Если бы с вечера собралась за город, то встала бы по будильнику и поехала на электричке в область. Знала она одно дивное место с шикарным озером. Но если собираться сейчас, то РЖД привезет ее к нему часам к четырем вечера. А там переночевать негде, ни турбаз, ни гостиниц. Если только проситься к кому-то на постой. Но одной как-то неудобно. А лучше сказать, стремно.

И Люда осталась в городе. Убралась. В магазин сходила. Сварила себе небольшую кастрюлю супчика. То есть провела свободный день как погрязшая в быту многодетная мать или пенсионерка. А могла бы сгонять в центр, погулять, пройтись по магазинам, покушать в кафе, там же выпить фужер вина… Уж если лень тащиться на электричке в область.

Ирусика она навестила с утра. Та заверила соседку в том, что с ней все в порядке. Долго не разговаривала, потому что была не в форме. Но, почистив перья, сама явилась к Люде.

— Я воспряла, как птица феникс, — торжественно проговорила она.

— Она вроде бы возрождалась… Из пепла. Ну да ладно. Суп будешь?

— Какой?

— Щи.

— Буду. Только мне гущи не надо. Бульончика побольше и зелени.

Они прошли в кухню. Люда стала разливать щи. Она готовила не часто, но если делала это, то с душой. Поэтому получалось вкусно.

— Водка есть? — спросила Ирусик, когда перед ней поставили тарелку. Рядом — пиалу с зеленью и банку сметаны.

— Откуда?

— Всегда нужно держать в холодильнике бутылочку. Пусть маленькую.

— Я водку не пью.

— И зря. Стопка перед горячим бальзамом на душу ложится. К тому же ею можно обработать рану или клавиатуру компьютера протереть.

Ирусик насыпала зелени в щи, плюхнула ложку сметаны и начала есть. Но смогла только половину тарелки осилить.

— Этой ночью призраки тебя не донимали? — спросила Люда. Она, в отличие от соседки, от отсутствия аппетита не страдала и наворачивала суп так, что за ушами трещало. Еще и добавки думала положить.

— Нет. Оставили в покое. Наверное, потому, что менты дежурили в квартире Паши?

Люда покачала головой. И налила себе еще половник супа.

— Обманул меня, значит, Васька?

— Успокоил.

— По-прежнему он нравится тебе?

— Уже меньше.

— Это из-за дурацкой прически?

— Она его особо не портит, — улыбнулась Люда. — Но я не из тех, кто наслаждается неразделенными чувствами. Если не вижу ответной реакции, тухну.

— И сколько раз ты влюблялась безответно?

— Да я вообще ни разу…

— Врешь ты все. Не бывает такого. Хоть раз, на пару часов или недель, но было же?

— Если и такое считать, то да… Влюблялась. Но очень давно.

— Я так и думала. — Ирусик полезла в свою блестящую котомку и достала из нее ту самую бутылку вина, что приносила на день рождения Люды. Так с нею и таскалась? — Открывай, наливай, рассказывай.

— Не буду я твою бормотуху пить.

— Сама не хочу, но надо. Давай пунш сделаем. Фрукты есть?

Люда достала апельсины. Нарезала их тонкими полукольцами. Выколотила весь лед из контейнера. И приготовила сангрию. Она при жаре лучше пойдет.

Когда напиток был разлит по фужерам, Люда начала говорить о погоде. Она не привыкла откровенничать и не хотела начинать. Но от Ирусика не так легко было отделаться.

— Я практически исповедовалась перед тобой, теперь твоя очередь, — заявила она, пригубив коктейль. — Делись болью своей. Поможет, уверяю.

— Я не травмирована, Ирусик. Просто сейчас у меня раздрай в душе…

— А я не про сейчас. Кто разбил твое сердечко?

— Его звали Пахомом. Если бы не редкое имя, я бы о нем забыла, потому что наша история закончилась, когда я училась в десятом классе. Поматросил меня и бросил. Женился на сокурснице — он был постарше меня. Я месяц плакала, еще столько же безудержно хохотала, гуляя то с одним, то с другим, до сентября просто грустила, а потом началась учеба, выпускной класс, репетиторы, и стало не до переживаний…

Все было не совсем так, как Люда рассказывала.

Да, ей было шестнадцать, а Пахому двадцать один. Она безумно влюбилась, но он женился на другой. Но о самом главном Люда умолчала, о своей беременности. Залетела она от Пахома. И по юности-глупости не рассказала об этом маме. Только любимому. Была уверена, что он передумает жениться на своей избраннице, а поведет под венец ее. Но Пахом только денег на аборт дал, после чего исчез из ее жизни. Но без согласия родителей эту процедуру не делали, поэтому Люда пробовала избавиться от ребенка проверенными бабушкиными методами: прыгала с дивана, пила «Но-шпу» и лежала в горячей ванной, безудержно занималась сексом с разными парнями, но ребеночек не желал покидать материнскую утробу. Когда живот начал расти, Люда обратилась-таки за помощью к маме. Но не своей — Пахома. Та отвела ее к какому-то своему доктору, тот вызвал искусственные роды, и Люда выдохнула. Но ненадолго. Начала мучить совесть. И кошмары. В них ей являлся ее ребеночек и тянулся к маме своими миленькими маленькими ручонками. Дальше больше: ее сексуальная активность в месяце июле не осталась без внимания. Парни продолжали одолевать ее, а когда им отказывали, начинали оскорблять и распускать слухи. Но хуже всего то, что Пахом со своей молодой супругой регулярно наведывался к маме, а они жили в соседних домах.