Ольга Володарская - Кукла затворника

«Какая затейница, — подумала Люда. — Продумывает каждую деталь своего имиджа, будто является суперзвездой Голливуда. Только те лишь на красную дорожку так нафуфыриваются, а в повседневной жизни носят треники да угги…»

— Так что, можем начинать? — нетерпеливо проговорила «звезда». Она же Зоя.

— Минутку подождите, — ответил ей Вячеслав.

— Я уже полчаса тут торчу.

— Не мы вас сюда притащили. Вы — нас. Терпите. — Затем покосился на старика и спросил: — А вы, Иосиф Абрамович, тут зачем?

— В качестве эксперта. Зоя Александровна хочет убедиться в том, что ни одна из кукол не подменена.

— Насколько я знаю, Зоя Александровна еще позавчера отказалась от прав на наследство.

— А потом передумала… Женщины, они такие.

Люда ничего не понимала, поэтому склонилась к Ирусику, чтобы узнать, что тут происходит.

— Зоя — сестра Павла. — Соседка начала вводить Люду в курс дела. — Незаконнорожденная дочь его отца. Но все равно по закону ближайшая родственница. Она утром приехала сюда с ментами, своим адвокатом и экспертом. Сдала слюну, и ее сравнили с материалом на зубной щетке покойного.

— Откуда ты все знаешь?

— Я и там была понятой. И еще Петрова с первого этажа. Но она потом на дачу уехала.

— Не отвлекайся. Дальше что?

— Эксперт за десять минут доказал родство. Тут же адвокат включился. Короче, не успела я вернуться домой, перекусить и перья почистить, как меня снова зовут. Коллекцию, говорят, надо вывезти, поприсутствуйте при описи и упаковке, драгоценная Ирина Андреевна.

— Эта Зоя ее себе забирает?

— Кто бы ей отдал. Ей через суды надо пройти, еще полгода подождать дня, когда в наследство вступит, и только потом… — Ирусик стала говорить громко, но, поймав на себе строгий взгляд Добронравова, понизила голос до шепота: — Хранилище какое-то в полиции есть. Пока туда.

— И все равно как быстро она все обстряпала, — поразилась Люда. — Еще позавчера ничего не хотела, а сегодня коллекцию описывает, чтобы ничего не пропало.

— Ушлая девица. Просто акула.

И замолчала, потому что начался процесс, ради которого все они здесь собрались.

Первые двадцать минут соседки внимательно смотрели за происходящим. Люда меньше всего обращала внимание на кукол, ее больше живые люди интересовали. А именно Зоя и Иосиф Абрамович. В Одинцовой было что-то отталкивающее. И уж точно не шрам — его не было видно. Лицо красивое, но застывшее. Как будто Зоя постоянно носит маску. Не женщина, а Снежная королева. От ее взгляда мурашки по коже… Брррр.

А вот дед Люде нравился. Лет сто ему на вид, тело дряхлое, а глаза живые. Ходит уже с палочкой. Точнее, с тростью. Красивой, наверняка старинной. Люда обожала когда-то сериал «Доктор Хаус», была немного влюблена в главного героя, и прихрамывающие мужчины ей казались весьма привлекательными.

— Вас заинтересовала моя трость? — спросил дед, когда Вячеслав объявил десятиминутный перерыв.

— Очень красивая.

— Давным-давно принадлежала одному известному американскому гангстеру — Луиджи Лацоне по прозвищу Пятак. Ему прострелили ногу в пяти местах, когда он был еще на побегушках у босса итальянской мафии города Майами. И только эта трость позволяла ему ходить. Как-то он потерял ее и не мог встать с кровати три недели. Когда она нашлась, Луиджи вновь стал активным. Он прожил дольно долгую жизнь, а после смерти неблагодарные внуки продали его трость вместе с остальным имуществом, хотя Лацоне настаивал на том, чтобы их похоронили вместе. Говорил, что она поможет ему ковылять по загробному миру. Но трость изготовлена из редкой породы дерева, ее ручка из слоновой кости. Дорогая вещь. Зачем ее закапывать, если можно продать?

— Вы сделали бы так же?

— Я еврей, деточка. Конечно да. И Зое я вдолбил в голову мысль о том, что надо забирать себе все добро, принадлежавщее ее покойному брату. Да, она богата, но глупо отказываться от того, что само плывет тебе в руки.

— Моя прабабушка говорила, что всегда нужно подбирать оброненную мелочь. Даже если это десять копеек. Деньги не любят пренебрежительного к себе отношения.

— Согласен с ней целиком и полностью.

На этом им пришлось прерваться, поскольку процесс описи и упаковки возобновился. Для кукол были привезены коробки. И рулоны оберточной бумаги. Коцман каждую осматривал, а Зоя укладывала. Когда дошла очередь до казашки-красноармейки, Вячеслав сказал Одинцовой:

— Тезка ваша, кстати.

— Что вы говорите?

— Да. Ее Зоей зовут. Досталась Павлу от бабки. С нее началась коллекция.

— Выходит, мне имя не просто так дали? А я терпеть его не могла…

— В переводе с греческого «Жизнь», — бросил один из полицейских в форме. — Мою маму так зовут. Прекрасное имя.

— Вы эту хотели? — спросила Одинцова у Иосифа Абрамовича. Он кивнул. — Не отдам. Выбирайте любую другую. А хоть бы и две.

— Тогда горничную, что сейчас в уликах, и ту, что пропитана кошачьей мочой.

— Да, кстати, — встрепенулся Вячеслав. — Имеется коробка еще с одной куклой. Она от предыдущей хозяйки квартиры осталась.

Он опустился на корточки и заглянул под диван.

— Ага, вот она… — И засунул руку, но коробку достал не сразу. Сначала замер, чем напугал Люду. Там что, бабайка? Та самая, что пугала Ирусика ночью. Но Вячеслав просто засмотрелся на пол. И взгляд его был устремлен в коридор.

Потом он наклонился еще ниже. Лицом прижался к линолеуму. Все присутствующие с недоумением таращилсь на Гаранина, но он не обращал на них внимания.

— Вы линзу потеряли? — поинтересовалась Зоя.

— А? — Он поднял на нее глаза. — Да, и найти не могу.

Врал, чтобы отвязалась. Но с колен встал. А передав коробку Коцману, достал телефон и направился в уборную.

— Бабуль, вы ведь хорошо прежнюю хозяйку этой хаты знали? — обратилась к Ирусику Зоя.

Соседка не среагировала на вопрос. Что не удивило Люду. Ирусик на бабулю не откликалась.

Но госпожа Одинцова подошла к ней и гаркнула:

— Хорошо, спрашиваю, знали бывшую хозяйку этой хаты? — Решила, видимо, что Ирусик глуховата.

— Не ори, дура. А то родинка фальшивая отклеится, — отреагировала-таки на нее «бабуля».

Люда ожидала какой угодно реакции от Зои, но не той, что последовала.

— Вот ты молодец, старая, — сказала она и рассмеялась.

— От старой слышу.

— Да и я не девочка, кто спорит? Так что, ответишь мне?

— Чокнутой кошатницей была. Но ты это сама знаешь.

— Не вспоминала она о дочери своей в периоды просветления?

— Я даже и не знала, что у нее она была.

Тем временем вернулся Гаранин. Увидел, что осталось упаковать всего пару кукол, обрадовался:

— Неужели заканчиваем?

Коцман кивнул.

— Давайте, я уже подпишу бумаги и поеду домой. Я пропустил послеобеденный сон.