Андрей Звонков - Невидимка. Фельдшер скорой – агент уголовного розыска

Иван остановился в коридоре и слышал этот диалог. Ему было неловко, но внутреннее чутье подсказывало — подожди, послушай. Когда еще услышишь о себе столько хороших слов?

— Так может быть его подключить?..

Что сделал ЮАН, Иван не понял, но Бакирова оборвала себя на полуслове.

— Пока рано. Проверка не закончена, — голос ЮАНа был тверд. — Не спеши.

Иван, услышав скрип паркета под его ногами, поспешно на цыпочках выскочил за дверь на лестничную площадку и побежал вниз, не дожидаясь лифта.

«Проверка не закончена». Повторял Иван про себя слова заведующего. К чему подключить? Чья проверка, моя? От волнения его затрясло. Вот о чем говорил полковник! Заведующий его проверяет. Все сходится.

Иван занес чемодан с лекарствами в салон, сам залез. Следом вышел из подъезда ЮАН. Самое сложное теперь, не показать вида, что слышал разговор с Бакировой. А она тут при чем?

Иван по совету из книг Добровича, чтобы успокоиться и подумать, сделал десять глубоких вдохов, задержал дыхание и зажмурился, до звезд и огненных кругов. Пришел в себя от прикосновения.

— Иван! С вами все в порядке?

ЮАН тряс его за плечо.

— Да, все хорошо. Устал просто.

— Куда едем? — спросил водитель.

— Возвращаемся на подстанцию. — Ответил заведующий. — Усталость, это норма. Смена кончается, не заметили? Полдесятого уже.

Иван обратил внимание, что ЮАН взволнован, хотя и неплохо скрывал это, но немного изменилось поведение.

Заведующий повернулся к нему, перевесившись через окошко.

— Вы молодец, Иван. Неля со мной работала еще в семидесятые. Знаете главную болезнь скоропомощников?

Иван покачал головой.

— Хронический бронхит, — объяснил ЮАН, — Курят почти все и машины дырявые, сквозняки зимой и летом. А у Нели бронхит перешел в астму. Зимой семьдесят восьмого и девятого был дикий мороз, она в старом РАФе с неработающей печкой заработала воспаление легких. И покатилось. Астма — тяжелое течение. Она на инвалидности уже лет пять. Все вены испорчены. Она не обманывала, когда сказала, что ей никто в вену попасть не может. Я тоже не рискнул бы. А в центральную вену колоть в домашних антисанитарных условиях не положено. Сегодня редкий случай, когда не пришлось ее везти в больницу, благодаря вам.

Ивану стоило немалых усилий, чтобы не спросить заведующего, о какой проверке тот говорил с Бакировой, и к чему она предлагала его подключить? Совет Москвичова — никому не верьте, как бы вам ни хотелось, во время пришел на ум. Иван откинулся на кресле в салоне рафа и снова зажмурился. «Глаза и уши!» — это ужасно. Ему нравился ЮАН, с его внутренней силой и авторитетом. Сколько ему? Пятьдесят? Нет, больше. Шестьдесят? Непонятно. Короткая стрижка седые волосы и черные брови, отчего карие глаза приобретали особую пронзительность. Ивану невольно захотелось к старости стать именно таким, цельнолитым и излучающим энергию.

«Никогда не меряйте людей по себе, — говорил полковник, — это главная ваша ошибка. Вы видите в людях то, что хочется, а совсем не то, что есть на самом деле. Оттого и приходится разочаровываться. Вот, чтобы не было этого потом, чтобы неожиданные открытия не повергали вас в шок, никогда не доверяйте своему первому впечатлению. Оно на сто процентов ошибочно».

Иван вдруг подумал, что полковник очень похож на заведующего, только моложе лет на десять или больше. Допустить мысленно, что ЮАН имеет какое-нибудь отношение к криминалу, не получалось. Не свойственен ему авантюризм.

Романтические приключения агента в стане врага превращались в тяжелые испытания и прежде всего потому, что стан казался совсем не вражеским, а ощущать себя агентом стало совсем не комфортно. Возникла идея связаться с Москвичовым и отказаться от задания. Но в уши сразу полезла песня: «А для тебя, родная, есть почта полевая!». Да уж, армия — не просто крючок — корабельный якорь. Москвичов рассчитал все правильно. Тогда, решил Иван, я еще пару недель поработаю и расскажу все честно заведующему. Если у него на подстанции действительно есть что-то криминальное, пусть разбирается, а если нет, то так и доложу Москвичову.

Машина остановилась, и Иван увидел стеклянный вход подстанции.

— Иван, выгружайте оборудование. Я сдам бригаду. — ЮАН открыл боковую дверь машины, собираясь разбудить фельдшера, если тот задремал.

— А на какой мы дальше будем работать?

— Вы на двадцать первой, а я поеду домой. — Усмехнулся заведующий.

«Вот это номер! — подумал Иван. — Экзамен по сокращенному варианту?». Он вспомнил, что нужно отзвониться по ноль девять и сообщить, что он ничего не видел. Из диспетчерской этого не сделать, там полно народу и такой доклад вызовет недоумение и подозрение у любого человека. С вызова он тоже не мог.

Оттащив мешки и кислород на склад, Иван побежал на улицу, там есть автомат, карточка уже в руке. Времени до окончания контрольного срока оставалось пять минут. Встречать курьера не хотелось, ведь Иван даже не представлял, какие санкции на него наложит Москвичов, но тот намекнул, что наказание за неисполнение приказа будет ужасным. К счастью автомат был свободен и работал.

— Городское справочное бюро! Девятнадцать тридцать два. Говорите.

— Абонент Кислород. Для вас ничего не видел, — выпалил Иван.

— Спасибо, приняла.

Короткие гудки. Все как обычно. Он уже неделю так отзванивался, но только сегодня его подмывало оставить сообщение для полковника. Что его удержало? На этот вопрос Иван пока ответить не мог. Интуиция? Или сомнение, а что он скажет? Что ЮАН произнес какие-то непонятные слова в разговоре со своей старой знакомой? Нет, рано. А может быть ЮАН вообще тут не при чем? И доложив, Иван его подставит, подозревать ни в чем не виновного человека непонятно в чем? Нет. Так нельзя.

Двадцать первая бригада была еще на вызове, и Иван пошел на кухню — перекусить, выпить чаю и поговорить с новыми знакомыми. В списке бригад на сегодня под номером двадцать один значились фамилии: Шкребко 18—8:00 и Тупицын 22—8:00. До сих пор Ивану не был знаком сотрудник с фамилией Шкребко.

Бутерброды в холодильнике уцелели. Слава богу, на них никто не покусился, как и на бутылку кефира с зеленой крышкой из фольги. Нравы на скорой почти на всех подстанциях довольно демократичны. Если очень хочется есть, а на полке лежит что-то съедобное, срабатывал закон: хочешь узнать чье это? Съешь и узнаешь.

В первые же Ивановы сутки на новой подстанции доктор Сидорчук рассказал, что в прошлом году был забавный случай. Одна девушка — фельдшер приехала ночью с вызова и увидела, что в холодильнике лежат творожные сырки. Ходила, ходила, спать не ложилась, а потом взяла и съела их. А утром, на пятиминутке выяснилось, что сырки оставил ЮАН, который вышел подежурить в ночь. Ругаться он не стал. Увидав фельдшерицу, буквально сгоревшую от стыда, даже извинился, что вынес случай на общее обсуждение. На следующий день в холодильнике появилась большая пластиковая коробка с надписью «ОБЩЕЕ». Откуда там берутся продукты никто не знает, точнее специально никто не накладывает, но если очень хочется есть, а своих продуктов нет, можно взять оттуда, а взяв, нужно потом что-нибудь вернуть. Что там обычно лежит? Вафли, сухари, печенье, а чай в пакетиках и сахар не переводились на кухне никогда.