Виктория Платова - Из жизни карамели

И смело (как и было предписано в Памятке) направился к ней по невесть откуда взявшейся дороге из желтого кирпича.

На воротах (при ближайшем рассмотрении оказавшихся самой обыкновенной пуленепробиваемой дверью с глазком и со ста степенями защиты) висела скромная табличка:

«ВОСТОЧНЫЙ ПАНИБРАТЕЦ».

Вот она, башня-призрак с подземным ходом, ведущим прямо в Китай!

Теперь Рыбе стали ясны макроэкономические предпочтения всемогущего дракона-олигарха, забившего на Запад и обратившего свой взор к Востоку. Но на всем остальном происходящем лежал плотный, как арахисовое масло, слой тумана.

Стукнув в дверь три раза, Рыба старательно сосчитал до тридцати и снова стукнул. В ту же секунду металлическое бельмо с глазка спало, и из открывшегося отверстия диаметром полтора сантиметра высунулся красный луч, напоминающий лазерный.

Лазер прошелся по Памятке, уничтожая один пункт за другим. Напоследок он уничтожил и само стекло, разлетевшееся в пыль. После того как дело было сделано, луч изогнулся в форме вопросительного знака и завис над головой Рыбы-Молота.

– Повар я, повар, – ткнул себя в грудь Рыба и потряс кашей-микс, завернутой в штандарт Сен-Сира. – Кушать подано!

Луч покачался еще пару мгновений и юркнул обратно в отверстие. Следом за этим послышался лязг открываемых замков, и дверь в башню «Восточный Панибратец» распахнулась настежь. За дверью нарисовался мрачный каменный коридор с коптящими факелами на стенах. Под ближайшим факелом Рыба разглядел кривоватую, нарисованную мелом стрелу и уточняющую надпись для дебилов:

«ИДТИ СЮДА!»

Хотя Рыба и не относил себя к дебилам, но совету «идти сюда!» все же последовал. Аналогичная надпись вместе со стрелами разной степени кривизны встретилась ему еще раза четыре, после чего он уткнулся в деревянную рассохшуюся дверь на ржавых петлях. Справа от двери, на влажной, кое-где покрытой мхом и плесенью стене все тем же мелом было начертано:

«ЭТО ЗДЕСЬ!»

– Понял, – сам себе сказал Рыба-Молот и толкнул дверь.

Вопреки его ожиданиям, та не поддалась. И прошло еще некоторое количество времени, прежде чем Рыба сообразил: толкать нужно не от себя, а на себя.

Справившись наконец-то с рассохшимся деревом, он оказался в довольно просторном зале с низким сводчатым потолком. Окон в зале не было, но их с успехом заменяли факелы. В отличие от коридорных, зальные факелы не коптили, а горели ровным и немного зловещим синим огнем, похожим на огонь от газовой конфорки. Рыба тотчас почувствовал настоятельную необходимость сделать огонь поменьше: чтобы, не дай бог, не выкипел суп и не подгорело овощное рагу. Но рычагов влияния на газ так и не нашел – и сосредоточился на изучении помещения.

Прямо посередине зала стоял массивный, грубо сколоченный деревянный стол. Стол был явно обеденным; об этом свидетельствовала одинокая чистая тарелка, столовые приборы и салфетница под бронзу с видом Иерусалима. Точно с такой же салфетницей в качестве приданого явилась в дом Рыбы Рахиль Исааковна. Но Рахиль Исааковна принесла с собой еще и менору [11] Менора – восьмиствольный ритуальный подсвечник. , а здесь никакой меноры не было.

Рыба, сам того не желая, погрузился в воспоминания о меноре и о том, как Рахиль Исааковна потащила его на праздник Хануки в «Октябрьский», где выступали Розенбаум с Кобзоном и хор Турецкого. А также группа «Воровайки» в качестве специального приглашенного гостя. Было довольно весело, хотя Рыба все время отвлекался на ермолку, которую водрузила на его абсолютно круглую и абсолютно русскую голову жена. Ермолка то и дело слетала с макушки, а Рыба думал о том, что вот какие все-таки странные люди – евреи! Даже в такой малости, как головной убор, они идут по пути наибольшего сопротивления. Ведь для головы куда удобнее кепка, или шапка-ушанка, или папаха, или буденновка. Или солдатская пилотка, на худой конец. Ан нет – ермолка, и хоть ты тресни!..

Еще более странной, чем евреи, Рыбе показалась тарелка, стоявшая на столе. Уж очень она была большой и напоминала, скорее, блюдо. Причем блюдо, которым пользовалось не одно поколение в семье: с мелкими сколами, щербатыми краями и одной разветвленной, похожей на паутину трещиной. Рыба решил было, что это какая-то невиданная, антикварная вещь, и даже перевернул ее в надежде увидеть иероглифическую метку периода китайской династии Суй (известной широким кругам общественности гораздо меньше, чем династии Мин и Тан). Но никаких следов династии Суй не обнаружилось, зато обнаружился унылый логотип фарфоро-фаянсового завода г. Конаково, цифра «1980» и пять полустертых олимпийских колец. Рыба в очередной раз решил, что совершенно ничего не понимает в олигархических пристрастиях, и, поставив тарелку на место, продолжил изучать зал. Он отметил про себя, что к столу – с разных его концов – приставлены два кресла с высокими спинками и подлокотниками в виде изготовившихся к прыжку львов. Кресла явно нуждались в реставрации, поскольку бархат – и на спинках, и на сиденьях – протерся, залоснился и потерял первоначальный цвет.

Больше из мебели не было ничего.

И на стенах не было ничего. И на полу. Один голый и негостеприимный камень.

Кроме двери, через которую Рыба-Молот проник в зал, существовала еще одна – ведущая в лифт. Самая обычная, какие встречаются в любой панельной девяти- и двенадцатиэтажке. На ней висела табличка с номерами служб, ответственных за эксплуатацию. А ее поверхность украшало некоторое количество стандартных подъездных надписей и пиктограмм. Будь их больше, и столбик непонятных цифр обязательно затерялся бы. А так он читался совершенно отчетливо.

1984

1988

1991

1998

2002

2005

Никакой определенной системы в цифрах (а вернее – датах) не просматривалось. И поначалу – вспомнив о кольцах на тарелке – Рыба решил, что речь идет об олимпиадах: следующей после московской лос-анджелесской и так далее. Но 1991-й в олимпийский цикл не вписывался, зато отсылал к августу и смене власти в стране. Дефолтный 1998-й продолжил линию знаменательных событий, а вот на 2002-м и 2005-м линия благополучно обрывалась. Нельзя же назвать судьбоносными для России год знакомства Рыбы-Молота с первой женой Кошкиной. И год знакомства со второй женой Рахилью Исааковной.

Рыба еще успел подумать, что, возможно, это цифры из магического квадрата Альбрехта Дюрера, восстановленного знаменитым уфологом В. Г. Ажажей. А вот про зашифрованную формулу создания философского камня подумать уже не успел: в недрах «Восточного Панибратца» что-то ухнуло, крякнуло и загудело.

Это спускался лифт.

Когда дверцы его распахнулись, Рыба увидел всемогущего дракона-олигарха и его жену Марь-Сергевну. Панибратец был в смокинге, а Марь-Сергевна – в длинном вечернем платье цвета давленой вишни и такого же цвета перчатках. И с крошечной сумочкой «D&G» на сгибе правого локтя. Глаза у Марь-Сергевны были завязаны.