Константин Веснин - Незабываемое лето, или Женитьба полковника

Помню, было лето, мы раскрывали окно и подолгу сидели, глядя в небо. Нинка пьянела и жаловалась на судьбу, ища у меня сочувствия, иногда начинала искать правду или смысл жизни, яростно до слез спорить, реветь. А потом грубо выталкивала меня за дверь…

Так бы все и продолжалось, но тут я получил травму и проваландался по больницам полгода. Она только пару раз вначале пришла навестить меня, а затем пропала. Мне говорили, что она гуляет… И вот, полгода спустя, зимой, я пришел к ней. Почувствовал запах подгоревшей еды еще на площадке. Когда Нинка открыла дверь, я обомлел: живот выпирает из-под халата. Говорит мне: «Ну че пришел (опять неизвестно, где поставить запятую), извини, не дождалась, у меня тут теперь муж живет».

— Я повернулся и ушел. Вот такая моя любовная история…

— Да, тебе не позавидуешь… Какой ты интересный, Глеб… какой-то… как не от мира сего…

— Ты знаешь, я таким воспитан. Мне с детства прививали чувство ответственности за свои поступки и слова. Еще дед говорил мне: «Ну, Глебушка, как ты с человеком поступишь, так и он с тобой, а, ежели, ты с ним несправедливо поступишь, то ответ будешь после давать своей совести!» И эти слова деда вросли в мое сердце, руководят всеми моими мыслями и поступками. Извини за лирику… Кстати, я ведь о тебе тоже ничего не знаю.

— Ну… мой роман был подраматичнее твоего, хотя все начиналось банальнее некуда. К нам в школу пришел новый педагог-математик. На вид невзрачный, невысокий, с одутловатым лицом, взглядом все время исподлобья и уже выпирающим пивным животиком… Казалось бы, кто таким заинтересуется? Ан, нет! Я запала на него, теперь сама удивляюсь, что меня могло так зацепить? Он и двух слов-то не мог толком связать, буркнет что-то и сам же посмеется над своим остроумием…

Он был женат, но узы брака его не сдерживали. Я и не заметила, как он стал увиваться вокруг меня. То конфетками угостит, то пригласит на переменке в кафе посидеть за чашечкой кофе. Он мне не нравился, но одиночество порой невыносимо и… я уступила… Мы стали ловить моменты между уроками и бегать ко мне, благо я жила неподалеку.

— А тебя не сдерживало, что у него есть семья?

— Когда наши отношения стали выходить за рамки дружеских, он мне напел, наверное, обычную для женатиков песню, что он собирается разводиться, но пока его держат в семье дети. И я развесила уши, влюбилась, поверила этим басням… Признаюсь, меня закрутила романтика, я почувствовала себя желанной, мои фантазии рисовали радужные замки, но будущее очень быстро опровергло все мои надежды.

В один прекрасный солнечный день мы, как обычно, сбегаем после уроков ко мне, ну, и предвкушаем романтичное свидание, как вдруг раздается звонок его телефона, и его женушка ласковым голоском извещает своего благоверного, что она скромно стоит и держит свечку ни много, ни мало — около моей двери. Мой кавалер от ужаса побледнел и заметался по квартире. Тут выяснилось, что он еще питает к своей жене самые пламенные чувства, очень дорожит ею, и посыпает себе голову пеплом за свои неблаговидные похождения. В общем, такой ушат всякой всячины вылил на меня!

Своей женушке он напел что-то про какое-то совещание, где он находится и поэтому не может говорить, а сам полез ко мне на балкон, ища пути бегства. Этаж был пятый, но это его не остановило. Он спросил меня, кому принадлежит смежный балкон, я ответила, что там живет бабка, не выходящая на улицу. Но откуда мне было знать, что бабку пару дней назад забрали в больницу, а там временно поселилась ее незамужняя дочь, еще молодая особа. И вот к ней на балкон он и упорхнул, да еще убедил эту дочь впустить его в квартиру. Я порадовалась, что теперь он сможет покинуть дом, благо та квартира принадлежит соседнему подъезду. Но я рано радовалась. Не буду тебя утомлять подробностями, вижу, ты уже зеваешь…

— Да нет, просто почти не спал всю ночь…

— В общем, его жена подала на развод, и он благополучно сочетался браком с этой бабкиной дочерью. Ты бы, наверное, не смог перелезть через балкон… ой, извини, я сморозила глупость…

Зося поняла свою оплошность слишком поздно. Просто она заболталась, увлеклась и выпалила очередную фразу, только потом осознав ее смысл. Такой недостаток был у нее. В машине повисла неловкая пауза.

— Может, уже поедем? — неуверенно прервала тишину Зося, — Ой, времени уже начало двенадцатого.

Неловкость после разговора как-то незримо витала вокруг них, хотя Зося всю обратную дорогу безостановочно щебетала. Глеб остановил машину, не доезжая до ворот пансионата.

— Ой, разве мне тут выходить? — Зося удивленно посмотрела на него.

— Дождь перестал, давай немного погуляем. Смотри, небо очистилось…

Они вышли из машины. Холодный ночной воздух бодрил и освежал. Огромный желтый диск луны плыл над черными силуэтами сосен и серебрил своим светом ночной лес.

— Какая красотища! Ты куда меня завез? Решил оставить в глухом лесу или провести очередной следственный эксперимент? — бодрый голосок Зоси звонким эхом запорхал над уснувшим лесом.

— Давай немного погуляем здесь… Я бы хотел послушать, как ты поешь…

— Ой, какой ты романтичный! Ночь, луна… а какие звезды большущие! Они, как будто, стремительно летят навстречу нам!

— Это так кажется. В больших городах огни заглушают свет звезд.

— Что ты хочешь, чтобы я спела?

— Я, наверное, покажусь тебе старомодным, но мне очень нравятся советские песни. Помню, мой дед любил ставить пластинки и подпевал им.

— Ну, хорошо. Вот тебе старая советская песня, как раз чем-то перекликается с настроением сегодняшнего вечера.

— «Огней так много золотых… на улицах Саратова… парней так много холостых… а я люблю женатого…»

Петрович проснулся, недовольно поморщился.

…Распелись тут, соловьи ночные! Любовь взыграла! Не дают честному народу спать…

Он завозился на своем топчане и встретился взглядом с помятой, недовольной, сонной физиономией разбуженного кота Василия, предпочитающего засыпать с ним рядом на подушке. Что касается кота, то и тут нельзя было сказать, что ему было приятно выражение лица проснувшегося среди ночи Петровича, но выбора у него не было…

«Пугачева, блин…» — выпускал пар Петрович, глядя в немигающие глаза кота. Но ночной концерт продолжался, и сторож, кряхтя и ругаясь, выполз из вагончика.

— Кто там еще? Пойдем Василий, шуганем их как следует. Будут знать, как честной народ будить!

— Ну, все мне пора, — Зося закончила очередную песню. Глебу хотелось оставаться в лесу до утра и слушать ее звонкий и в тоже время нежный голос, смотреть, как губы Зоси выводят очередной пассаж, как, иногда, ее рука поправляет волосы и возвращает на нос вечно сползающие очки.

Внезапно Зося вскрикнула и отдернула руку. Она увидела нечто такое, что заставило ее похолодеть от ужаса: из темноты на освещенную лунным сиянием поляну, надвигался силуэт по форме напоминающий человека. Но даже не это напугало Зосю, а другое — у силуэта было две головы. Зося отчаянно завизжала и, схватив Глеба за руку, потащила его в сторону леса, прочь от освещенной лесной полянки.