Ольга Баскова - Проклятая сабля крымского хана

Только теперь бедняжка поверила в свое спасение. На бледных худых щеках заиграл румянец, губы раскрылись, блеснули белые острые зубы.

— Спасибо вам, — проговорила она. — Я не знаю, как вас благодарить.

— Лучшей благодарностью будет, если я о тебе больше не услышу, — хохотнул он, и машина плавно тронулась с места. Сначала она петляла по горным дорогам, потом выехала на шоссе и помчалась по асфальту. До аэропорта ехали долго, но никто не сказал и слова. «Мерседес» притормозил у входа в терминал, и Ройтман повернулся к девушкам:

— Прощайтесь.

Света крепко обняла Жанну своими прозрачными ручонками, еще раз поблагодарила спасителя и смешалась с толпой.

— Бедняжка, — процедил он с мечтательной улыбкой. — Впрочем, у нее все будет хорошо. Думаю, она больше не попадет в такую историю. Многие подобные ей после пережитого делают вывод: лучше жить на картошку, которую выращиваешь в огороде, чем на доллары, заработанные в дешевом борделе.

— Это верно, — согласилась Жанна. — Я тоже это поняла. Может быть, вы отпустите и меня?

Ройтман усмехнулся:

— В руки полиции? Думаешь, за это время о тебе уже забыли? Нет, дорогая, тебя разыскивает Интерпол, и твои милые фотографии есть в Интернете.

— Но зачем я вам нужна? — удивилась молодая женщина.

— А это ты сейчас узнаешь. — Он тронул птицеобразного шофера за плечо и коротко бросил: — Домой.

Машина снова помчалась по асфальтовой дороге, но на этот раз в горы не свернула, наоборот, доехала до моря, оказавшись в богатом квартале Босфора. Возле одного из белых особняков она притормозила, и Ройтман вышел из машины, подмигнув Жанне.

— Вот моя резиденция. Будь гостьей. Как видишь, мне посчастливилось приобрести особняк в прекрасном месте — это очень престижный район. Если ты что-то понимаешь в архитектуре, он построен в стиле необарокко.

В архитектуре Жанна никогда ничего не понимала, но отметила про себя, что особняк действительно шикарный, белый, с башнями по бокам.

— В нем пять этажей, двадцать две комнаты, гараж и сад, — пояснил Ройтман и что-то сказал в окошечко кованых ворот. Они разошлись в разные стороны, и «Мерседес» горделиво въехал в огромный двор. Перед особняком был разбит сад с клумбами, в которых красовались диковинные, никогда не виданные Жанной цветы, издававшие тонкий аромат французских духов. В трех фонтанах, один их которых был точной копией бахчисарайского «Фонтана слез», журчала вода. Где-то на деревьях (она узнала кипарисы, горделиво взметнувшие ввысь свои остроконечные вершины) щебетали птицы.

Ройтман поманил ее рукой, и по белым мраморным ступеням они прошли в дом, на террасу.

— Твоя комната будет на третьем этаже, — сказал он. — С балконом. С него, между прочим, открывается великолепный вид на Босфор. Ты была на Босфоре?

Женщина покачала головой:

— Не имела возможности. Вам прекрасно известно, в каких местах Турции мне посчастливилось, — она сделала акцент на этом слове, — побывать.

Толстяк усмехнулся, бережно взял ее за локоть и по ковровой дорожке повел на третий этаж. Жанна обратила внимание на позолоченные перила, картины в больших рамах, украшавшие стены, и мраморные статуи. Внутри резиденция Ройтмана чем-то напоминала Эрмитаж. Такая же лепка и произведения искусства. Может быть, дорогой архитектор и получил заказ — сделать интерьер, как в Эрмитаже? У богатых свои причуды.

— Нравится? — Хозяин открыл одну из дверей в длинном широком коридоре и провел туда гостью. — Видишь, какой контраст? Внутри, в коридоре, — Зимний дворец, а в твоей комнате — современность.

Эта современность была Жанне больше по сердцу. Вся комната была сделана в розовых тонах: розовые стены, розовое стекло на огромной люстре, розовый светильник над двуспальной кроватью, обычной кроватью, вовсе не в стиле Людовика XIV. Огромная плазменная панель матово светила со стены. Сквозь розовые портьеры пробивался солнечный свет. На круглом столике, к ее удивлению, лежала Библия.

— Люблю почитать эту книгу, — признался хозяин. — В ней можно найти ответы на многие вопросы. И вообще каждый образованный человек должен ее знать. Почитай перед сном, полезно.

— Если я найду в ней ответ на вопрос: «что вам от меня понадобилось», я действительно сочту чтение полезным, — усмехнулась Жанна.

— Зря ты богохульствуешь, — прервал ее хозяин. — В твоем положении нужно сходить в церковь и покаяться.

— Не могу ничем парировать, ибо вас совсем не знаю, — в тон ему ответила женщина. — Итак, может быть, скажете, зачем привели меня сюда? Неужели мы будем изображать Сулеймана и Роксолану?

Ройтман захохотал так громко, что спугнул какую-то маленькую серую птичку, которая черным глазком-бусинкой посматривала в окно.

— А ты не лишена чувства юмора, — задыхаясь, проговорил он. — Мне это нравится.

— Но вы привели меня сюда не для того, чтобы я вас веселила, — буркнула молодая женщина. Он поднял короткие толстые руки.

— Ладно, сдаюсь. Ты права, прелестная незнакомка. Чем скорее мы поговорим, тем будет лучше для всех. Приведи себя в порядок, моя милая, я знаю, что твой гардероб остался в борделе, и поэтому обо всем позаботился. Если не угадал с размером — извини. Видишь, в стену встроен шкаф? Там ты найдешь все необходимое. Эта дверца — в ванную комнату. Я тебя покидаю, встретимся на террасе за чаем.

Он ушел, а Жанна бросилась к шкафу, удивляясь, что злоключения не истребили в ней любовь к шмоткам. Надо сказать, Ройтман не пожалел денег. Это была не дешевая одежда, которой ее снабдили в борделе. Надев хлопковое белое платье с золотыми пуговками и посмотрев на себя в зеркало, женщина ахнула. Ройтман угадал ее размер. Кроме платья, на вешалках обнаружились: брючный костюм, пара юбок, несколько симпатичных кофточек и голубые джинсы. Внизу стояла обувь — от босоножек до сапог.

— Ничего не понимаю, — сообщила Жанна своему отражению в огромном зеркале. — Впрочем, убивать он меня не собирается, на маньяка тоже не похож. Если ему требуется содержанка вроде меня, не возражаю. Мне тут нравится.

Девлет Гирей вспоминал поездку в Стамбул как что-то иллюзорное, происходившее не с ним. Слезы матери, непреклонный характер отчима, прощальный взгляд любимой наложницы отца Мириам, прекрасной полонянки из славянских земель, оказывавшей мальчику знаки внимания и пробудившей что-то похожее на интерес, влечение к женщине, а потом долгое и нудное путешествие по морю, которое он увидел первый раз в жизни. Увидел и поразился его изменчивости. В первый день плавания оно, изумрудное, спокойное, как вода в бассейне дворца, ласково омывало корабль, но наутро вспенилось, словно на что-то разозлившись, и швыряло корабль, как утлую лодчонку. Девлет лежал на кровати и боялся приподнять голову — его тошнило. Сопровождавший мальчика евнух постоянно спал, не особенно наблюдая за воспитанником, или бежал на палубу и сгибался пополам, сотрясаясь в спазмах рвоты. И лишь матросы, с ловкостью обезьян лазавшие по канатам, были спокойны, просто делали свое дело, и если Девлету удавалось поймать взгляд одного из этих смуглых просмоленных людей, они подмигивали ему и продолжали выполнять окрики капитана, самого главного на корабле, решительностью напоминавшего отчима. Девлет не думал о том, что Саадет Гирей от него избавился, — у мальчика не возникало таких мыслей. Он считал: так надо, воину-отчиму виднее, вероятно, там, в Стамбуле, его научат мастерски владеть оружием и скакать на лошади, составляя с ней единое целое. Он с нетерпением ждал, когда корабль причалит и окончится это утомительное плавание, и вот они прибыли в Стамбул, бросив якорь в бухте Золотой Рог, и слуги Сулеймана Великолепного, явившись за мальчиком в золоченой карете, повезли его во дворец. То, что увидел Девлет, поразило его. Мальчик всегда считал дворец, построенный в Бахчисарае его дедом, Менгли Гиреем, самым красивым местом на земле, но понял, что ошибался. Дворец Сулеймана Великолепного поистине был маленьким сказочным городком в большом городе. Огромные просторные покои, персидские ковры, изумительный сад, в котором можно было затеряться, как в лесу… Экзотические растения, издававшие умопомрачительный аромат… Фонтаны, озерца с прекрасными розовыми фламинго и другими птицами. Очарованный красотой и великолепием, Девлет не то чтобы забыл о слезах бедной матери — нет, при мысли о ней его сердце сжималось, — но боль разлуки притупилась. Великий султан, сразу взявший на себя заботу о маленьком двоюродном брате, на второй день пребывания Девлета в Стамбуле пригласил его к себе. Ступив в огромный зал, подросток почувствовал, как трясутся колени. Сулейман восседал на троне, гордый, величественный, грациозный, несмотря на полноту, с длинной для мужчины шеей и тонким орлиным носом. Подойдя к трону, ребенок опустился на ковер, благоговея перед султаном, но тот пухлой рукой приказал подняться, и визирь, облаченный в кафтан и шаровары, помог Девлету.