Ольга Баскова - Проклятая сабля крымского хана

— Значит, вот ты какой, потомок Мубарека Гирея и мой двоюродный брат, — задумчиво проговорил Сулейман. — Знавал я твоего отца и твоего деда. Он просил кое-что тебе передать. Почему именно тебе — не знаю. Должно быть, выделял тебя из всех внуков.

— Он покинул этот мир, когда я был совсем маленьким, — робко сказал Девлет. — Я почти не помню деда.

Сулейман откинулся на мягкую парчовую спинку трона.

— О, это был великий человек, настоящий воин, и ты станешь таким же! — Он тяжело вздохнул и провел холеной белой рукой по одутловатому лицу. — Ислям, принеси ему то, что для него приготовлено.

Молчаливый визирь с лицом, изрезанным морщинами, с белой, как снег, бородой, поклонился владыке, торопливо направился к выходу и минут через пять возвратился со свертком, завернутым в парчу.

— Возьми, — приказал султан мальчику. — Это принадлежит тебе.

Девлет с содроганием принял сверток, отметив, что он довольно тяжелый, развернул парчу и ахнул. Такого подарка от деда, которого он не знал, подросток не ожидал. В лучах солнца, пробивавшегося сквозь овальные окна, на парче вспыхнула сабля, самая настоящая сабля, из чистого золота, с рукояткой, украшенной драгоценными камнями.

— О-о-о, — только и смог промолвить потрясенный мальчик, а Сулейман, улыбаясь в черную бороду, насмешливо посматривал на него темными миндалевидными глазами.

— Это не простая сабля, — произнес он, видя, что Девлет еще не оправился от шока. — Тебе известно, что ваш род происходит от Чингисидов. Эту саблю твоему деду подарил сам Чингисхан, а его личный шаман Тэб-Тэнгри заговорил ее.

— Как это? — удивился Девлет, крепко прижимая саблю к себе, словно боясь, что грозный визирь, стоявший за его спиной, отнимет подарок.

— Менгли Гирей говорил, что Тэб-Тэнгри провел над ней несколько магических обрядов, — пояснил султан, — и поэтому сабля привязана к своему хозяину. Лучше ее не терять, но если потеряешь — обязан ее найти. Она будет стараться вернуться к тому месту, где ты ее оставишь, если ее кто-нибудь заберет. Впрочем, горе тому, кто решит присвоить ее и не вернет настоящему хозяину. Он многократно пожалеет об этом, и несчастья обрушатся на его бедную голову.

Мальчик еще крепче прижал к себе грозное оружие.

— Я ее не потеряю, — заверил он Сулеймана Великолепного. — Я никогда ее не потеряю. А если кто-то попытается отобрать ее у меня, — он сделал паузу, и его черные глаза вспыхнули недобрым огнем, — клянусь Аллахом, он поплатится за это! Он пожалеет, что родился на белый свет!

Румянец обагрил его свежие щеки, как заря — небосклон, и султан, с интересом посматривая на сына своего друга и родственника, подумал: «Да, из него вырастет великий воин. Надо сделать так, чтобы он был так же предан нам, как и его отчим. Надеюсь, в этом роду появился второй Чингисхан».

Она с удовольствием поплескалась под душем, снова надела хлопковое платье, плюхнулась на мягкую двуспальную кровать и закрыла глаза. Через приоткрытое окно до нее доносился запах цветущего сада и моря — ее любимые запахи. У родителей тоже дача у моря. Когда-то в детстве (Боже, как это было давно!) их с сестрой возили туда для оздоровления, но ей казалось — как рабочую силу. И правда, мать просила помочь вскопать грядки, полить цветы, Вика не возражала, ей это даже нравилось, а Жанна поднимала скандал. Почему-то выезды на дачу всегда следовали за визитами к маникюрше, и девушка боялась повредить лак.

— Зато фрукты и овощи ты ешь с удовольствием, — констатировал отец, и она в знак протеста ничего не ела с дачи и никогда не ходила на дикий пляж в трехстах метрах от их участка, с зеркально чистой водой. Теперь Жанна знала: окажись она в родном городе, первым делом поехала бы на дачу, поцеловала землю, перекопала бы все грядки, а потом побежала бы на пляж и бросилась бы в ласковые волны, омывавшие родные берега. Но наступит ли когда-нибудь этот день?

— Дорогая, ты готова? — послышался приторный голос Ройтмана.

Жанна лениво отозвалась:

— Да.

— К тебе можно? — Он слегка приоткрыл дверь. Молодая женщина встала с кровати, готовая спуститься вниз.

— Сейчас я накормлю тебя, — сообщил он, — ты проголодалась, я знаю. За столом и поговорим. Кстати, нас будет трое. К нам присоединится еще один человек, мужчина. Не спрашиваю, будешь ли ты против, потому что мне необходим этот человек так же, как и ты.

Она пожала плечами:

— Я не возражаю.

— Тогда пойдем. — Он галантно протянул ей руку, помог спуститься на террасу, где повар — то ли турок, то ли грек, очень смуглый и черноволосый, — накрывал большой стол. В тени высокого кипариса на плетеном стуле сидел молодой голубоглазый блондин с правильными чертами сурового, слегка тронутого загаром лица.

— Это Николас, грек, — представил повара Ройтман. — Готовит божественно, причем блюдо любой кухни. А это — он указал на незнакомца, — твой новый товарищ, Андрей Ломакин.

— Русский? — удивленно спросила молодая женщина.

— Такой же русский, как и ты, — убедительно ответил хозяин. — Андрей, просим к столу. Николас, налей нам по чарочке. Что вы предпочитаете? Водку, мартини, виски, вино?

Жанна выбрала белое, Ломакин — водку.

— За знакомство. — Гости чокнулись друг с другом, и Николас подал греческий салат, заправленный натуральным оливковым маслом, намного отличавшимся по вкусу от магазинного.

— Нас тут никто не подслушает, — сказал Ройтман, когда Николас удалился, чтобы принести другие блюда, — и посему я начинаю. Вы, наверное, заметили, друзья, что я человек, который любит все прекрасное. На протяжении всей моей жизни меня окружают самые красивые женщины, дорогие произведения искусства. Откуда произведения искусства? Видите ли, я коллекционер, много времени провожу на аукционах. Но бывает так, что мне до смерти хочется получить дорогую вещь, которая спрятана в подполье у другого коллекционера. Тогда я прибегаю к посторонней помощи, ищу людей, профессионалов своего дела, и они действительно помогают мне.

Ломакин подавился соком и закашлялся. Жанна заморгала длинными ресницами.

— Извините, господин Ройтман, вы хотите сказать: ищете людей, которые помогли бы вам украсть понравившуюся вещь?

— В данном случае слово «украсть» не совсем уместно. — Ее поразило, что толстяк смотрел ей в глаза с детской непосредственностью, как будто разговор шел не об ограблении, а о посещении выставки собак. — Скорее всего вещь, которая мне приглянулась, была украдена моим коллегой из какого-нибудь музея. Поэтому я не краду ее, а просто беру себе.

— Разные слова, а суть одна и та же, — процедил Ломакин.