Ян Валетов - Остаться в живых. Прицельная дальность

— Ну почему говно? — обиделся Леха.

— Да потому, — отрезала Изотова, — что никогда ты с этого, Пименов, не станешь по-настоящему богат! Ни-ког-да! Будешь тянуться из года в год, найдешь себе такую же бескрылую, как ты, женишься и так, от сезона в сезон, будешь тащить свой бизнес, как улитка домик — на горбу. Или ты думаешь, что станешь владельцем туристического флота?

— Ты намекаешь на то, что этот жемчуг для меня шанс?

— Я не намекаю, — поправила его Ленка, раскуривая новую сигарету. — Я тебе прямо говорю: если там, на «Ноте», что-то еще есть, то это не шанс, это Великий Шанс! И для тебя, и для меня! Мой правильный прадедушка ради этого оставил вдовой мою революционную прабабушку одну с двумя детьми. А ведь, говорят, любил ее больше жизни. И не ради бабок он там внизу остался, а только ради нее. Вот он понимал, что удайся ему это дело — и все! Другая жизнь! Жизнь, Пима, а не существование!

— Но не выгорело…

— Да! Не выгорело! Но он пытался, по крайней мере…

— А прабабке твоей от этого легче стало?

— Моя прабабка никогда не сказала о нем ни одного кривого слова. Знаешь, Леша, мужчина — это не просто особь с яйцами и членом, который суют куда ни попадя. Мужик — это двуногое, способное на поступки! На любые — умные, глупые, безрассудные, но — поступки. И моя прабабка это понимала. Это большинство баб понимает, кто мозгами, кто интуитивно. А большинство из вас помочиться утром считает актом мужества. Вот скажи мне, на кой хрен я тебе это все говорю? Ты ведь все равно ничего не понимаешь!

— Я вот все думаю, — сказал Пименов серьезно, — а где у тебя яйца, Ленка? Ты ведь целеустремленностью своей любому мужику фору дашь.

— А ты пощупай еще раз, — Изотова подошла вплотную, прижалась к исчерканной груди Пименова и, ухватив его руку за кисть, сунула ее себе между ног. Там было тепло и влажно, ладонь слегка покалывали отрастающие на подбритом лобке волоски. — Мне яйца не нужны. Зачем? У меня есть вот эта штучка и неплохие мозги. Так что — стоит мне захотеть, и у меня этих яиц будет как в инкубаторе. В жизни не согласилась бы быть мужиком! Врать не буду — нашелся бы кто-то, рядом с кем можно было бы почувствовать себя просто бабой, была бы счастлива. Но нет таких! Нету, Пима! Повывелись. Измельчала порода.

Она отступила на полшага, высвободив его руку из плотных горячих объятий, и улыбнулась — улыбка ее была хорошо видна в отблесках лунного неверного света.

Пименов покачал головой, всем своим видом выражая сомнение.

— Не веришь? — произнесла Изотова с обидой в голосе. И сама ответила на вопрос: — Не веришь. А знаешь, почему? Потому что ты и сам такой же, Леша. Ну, может, чуть получше, чем все остальные. Воли у тебя чуть побольше, желания выжить. А вот того, что заставляет мужика ловить шанс, и близко нет. Ты в рулетку когда-нибудь играл?

— Знаешь, — ответил Пименов, — мне деньги очень тяжело достаются. Слишком тяжело, чтобы я просаживал их за игрой…

Изотова щелчком отправила окурок в волны, плескавшиеся внизу, и сказала сочувственно, но в этом сочувствии скрывалась изрядная толика издевки:

— Дурашка ты, Пима… Я не о том. Сменить судьбу дятла, которой изо дня в день только и делает, что долбит сухое дерево, не хотелось никогда?

— На что? На судьбу райской птицы? Так дятлу никогда не стать райской птицей! Никогда! У природы есть свои законы, Ленка…

— Да ты что?! — деланно удивилась Изотова. — Законы, говоришь? А по какому такому закону вот тот писклявый человечек с глазами карманного вора ворочает такими деньжищами? По какому праву? Не знаешь? Так я тебе расскажу — по праву сильного, Пименов! И нет никаких других прав и законов, кроме этого! И не было никогда!

— Во веки веков! Аминь! А право умного?

— Ну, ну, — отозвалась Изотова. — Вот ты у нас умный, Леша! Ты у нас много книг прочел. Ты, вообще, интеллектом можешь раздавить кого хочешь! Только жизнь свою прожил, как под кустом высрался. Чего ты стóишь в свои тридцать с гаком? Вот сдохнешь завтра, и что после тебя останется? Да хрен с изюмом — и тот не останется! Полтора на два да на два метра плюс покосившийся крестик из плохого дерева…

— А после тебя? — спросил Пименов, закипая от злости.

— И после меня! Но разница есть, Пима! Я каждый шанс хватаю зубами, даже если и шанса-то нету, а есть только намек, бледная тень, мираж! И Кущ хватает! И муженек мой, не будь дурак… И не чистоплюйствуем при этом, ротик брезгливо не кривим!

— Есть у нас в порту пацаны, — сказал Леха, беря себя в руки. — Кого-то из них ты помнишь, наверное, по школьным годам. Лихие такие парни, которые любят риск. Их, правда, мало осталось. Выжили самые приспособленные или везучие, а остальные, те которые мнили себя великими, уже под плитами. Спокойные такие и безо всяких претензий к окружающему миру. Кое-кого хоронили в дорогих гробах, кое-кого — в простых. А кое-кого не нашли вообще или не соскребли с асфальта, и вместо них в полированных ящиках — пустота. Так вот, один из них, самый крупный паук в нашей банке, иногда любит со мной поговорить, так, на умняке, и есть у него фраза, прямо как для тебя писанная: «Блатная жизнь интересная, но очень короткая!»

— Посмотри на «Ласточку», — отозвалась Ленка. — Посмотри внимательно, Пима! И на свое корыто глянь со стороны! И пойми — важен результат! Чего ты в жизни добился, важно, а как — это твои подробности! Что толку было бы, будь Кущенко честным? Кому бы от этого стало лучше? Ему? Тебе? Державе? Что, от того, что он зашибает настоящую деньгу, у нас шпионы и диверсанты пачками через границу лезут? Ни фига! И он при своем, и держава при своем! Так что уясни: я — это твое счастье, Леха! И не потому, что тебе нравится меня долбить! А потому, что я тебя расшевелю, если повезет. И даже если мы не найдем ни черта, тебе будет что вспомнить! А если ты по-настоящему умный и если тебе попрет по-черному и когда-нибудь в твоей сраной жизни подвернется еще хоть один крохотный шансик, ты его, Пима, не пропустишь! Ты опять сыграешь, Пименов, потому что это как секс — стоит один раз кончить, и ты на крючке…

— Выиграть или умереть…

— Что-то вроде… У Аллы Борисовны была такая песенка: «Жить, гореть и не угасать! Жить, а не существовать!»

— Все вроде правильно, — произнес Пименов. — Только одно «но». Веришь, не веришь, Ленка, но я не существую, я живу… И мне неплохо в моей шкурке. Конечно, владельцем туристического флота мне не стать, и денег всегда не хватает, но у меня есть все это…

Он обвел рукой вокруг — охватывая и прозрачную темень с горящими на ней звездами, и почти невидимый берег, и море, в котором светились огни покидающих землю судов.

И неожиданно для самого себя добавил:

— И не хватало мне только тебя…

И сам почувствовал, что эта фраза прозвучала, как непристойность, и замолчал.