Ян Валетов - Остаться в живых. Прицельная дальность

Он размахнулся здоровой правой и въехал Владимиру Анатольевичу в ту часть лица, которую не зря называют «пятаком». Морской труд превратил его мышцы в твердые, как камень, жгуты, а кулаки — в мечту боцмана. Удар вышел знатным. Кущ полетел к противоположному борту впереди собственных соплей, как кегля, сбитая шаром.

Но Владимир Анатольевич был бойцом, иначе никогда бы низкорослому парню с писклявым голосом не взлететь так высоко по служебной лестнице. Отфыркиваясь вишневыми каплями, он вскочил с досок палубы и кинулся на Пименова разъяренным быком. Тот не стал уворачиваться, а просто поставил под удар кущенковского кулака баллон, который продолжал держать в руках. Кости знатного пограничника хрустнули, как первый наст под упряжкой, и Кущ завизжал на грани ультразвука, тряся раздробленной кистью, а потом рухнул на колени, прижимая искалеченную руку к груди.

Солнечный свет померк. «Земляника со сливками» залила небо полностью, сожрав краски заката и синеву над горами. С неба косыми, неровными потоками обрушился ливень. Стало темно, но не так, как ночью, а как бывает зимними сумерками, когда невидимая кисть внезапно смывает с предметов все краски, превращая мир в черно-белое, исцарапанное фото. На этот раз цвета смывал не мельтешащий снежок, а невероятно плотный дождь, наполнивший ревущие потоки воздуха тяжелым шуршанием струй и влажным, словно арбузная мякоть, дыханием.

Вода была сверху и снизу, она окружала «Тайну» со всех сторон. Казалось, что они дышат водой, она смешивалась с кровью, с каплями пота, стекала по силиконовой пленке — Лехе захотелось, чтобы у него отрасли жабры, как у Ихтиандра, подводный мир, из которого он только что вынырнул, теперь казался колыбелью покоя. Еще хорошо было бы отрастить крылья и взлететь над грозой…

Низкое небо расколола длинная ветвистая молния, многопалая, как пальмовая ветвь, ослепительная, невыносимо белая. И тотчас же прямо над головой ударил гром, и Пименов едва не оглох, от боли закрыв уши ладонями. На высоком обрыве факелом вспыхнула сосна — занялась мгновенно, словно ее облили бензином, и порывы ветра радостно затрепали оранжево-желтое пламя.

Во всем мире были только они трое, высохший труп в скафандре, лежащий рядом с ними, кораблик, который бросало волнами, словно детскую игрушку, море и пылающее под дождем дерево. Остальное сокрыло стеной воды, падающей с небес, и стеной воды, взлетающей к небу.

— Дурак… — крикнул Кущ. — Какой ты все-таки дурак, Губатый! Ты думаешь, ты ей нужен? Ты думаешь, что у вас любовь? Да она тебя пользует, как тампакс, ничтожество ты наивное! Она же ко мне с этой идеей пришла, не к тебе! Это я тебя посоветовал! Я! Тебя! Дурака!

— Что, Ленка? — спросил Леха сорванным голосом. Он почти оглох от удара грома и не слышал себя. — Правду говорит наш Джульбарс? А? Что ж ты, Изотова, такой грех на душу взяла? Бог с тобой, что мне врала, — не хотел бы, не поверил! Но зачем же вы девок потопили с этим Малютой? Он же их сюда, как щит живой, притащил! На заклание!

Ленка помотала головой, и водяной вихрь слетел с ее волос.

— Ошибаешься, Лешенька! Девок он хотел на тебя повесить. Мол, ты их притопил. Напился, как раньше, ну, крыша у тебя поехала, и ты их… А потом и сам — того, от угрызений, ясно! А все остальное — вне плана. Муженька моего он полагал уже в открытом море кончить. Мы же морем хотели уйти, на «Ласточке». А девок я не топила…

— Точно! — заорал Владимир Анатольевич во все горло и встал, баюкая на груди сломанную руку. — Точно! И Кеннеди — тоже я! И Старовойтову! Давай, сука, все на меня вали! Пима, а ты хоть знаешь, что у нее погружений больше, чем у тебя, да и в Арктике подо льдом — штук двадцать! Что не ты ей, а она тебе уроки давать могла? А? Покойный Олежка не рассказывал?

— Это правда?

— Да! — Изотова одним движением, словно палуба не уходила из-под ног, оказалась возле Пименова. — Да! Правда! Все правда, только одно неправда — я против тебя плохого не замышляла. А ты думаешь, мне этот толстый козел нужен?! Поэтому я с ним договаривалась? — заорала Изотова, перекрикивая завывания штормовых порывов, и ткнула в Куща пальцем. — Я что, ненормальная? Ты посмотри на это удолбище? Он думает, что с ним из удовольствия можно?! Только за бабки! Да нет в мире таких бабок!

Владимир Анатольевич смотрел на Изотову круглыми, как плошки, глазами, словно не веря своим ушам — с веселым удивлением.

— Ты думал, что мне нужен?! Нет, мне твоя «Ласточка» была нужна, козел!

И Ленка с разбегу, сильно, совершенно по-мужски, резко толкнула Куща, так что он ударился спиной о планшир и крякнул от боли в ушибленной спине. «Тайну» качнуло. Кущенко взмахнул короткими ручками, теряя равновесие, а Изотова, ловко подсев, подхватила его под колени и одним рывком отправила за борт. В воздухе мелькнули короткие ножки в мокрых штанах, яркая «гавайка» и голая пятка.

— Ты что?!! С ума сошла?!! — крикнул Пименов и бросился вперед, готовый прыгнуть за борт, в кипящие волны.

Это был рефлекс, не обдуманный акт мужества, а обыкновенный рефлекс, выработанный морской жизнью. Человек за бортом! А это значит — надо спасать! То, что несколько минут назад Пименов был готов проломить Владимиру Анатольевичу череп, не играло ровным счетом никакой роли. И он бы бросился вниз еще до того, как осознал, кого спасает, но, как всегда бывает в таких случаях, все решила случайность.

В тот момент, когда Пименов начал свой жертвенный забег, водолазный скафандр с Глебом Изотовым внутри завалился на бок от очередного кульбита «Тайны», и Леха, зацепившись босой ногой за грязный ботинок с тяжелой свинцовой подошвой, рухнул на палубу, как застреленный немец в старом кино, больно зашибив колено. Ленка проскользнула мимо него и быстро, по-паучьи, побежала вдоль борта, цепляясь за леера.

— Спасите! — запищал снизу Кущ, и тут у него внезапно прорезался бас, и он заревел на октаву ниже, дребезжа, как расстроенный контрабас. — Спасите!!!

Пименов перегнулся через фальшборт как раз в тот момент, когда набежавшая волна ударила грозу контрабандистов о корпус «Тайны» и принялась крутить во все стороны, но Владимир Анатольевич вцепился единственной здоровой рукой в болтающийся фал, как голодный клещ в живот туриста, и первый удар выдержал, хоть приложило его действительно крепко, до хруста в ребрах.

— Лови! — крикнула Изотова откуда-то слева, Пименов повернул голову и увидел Ленку, держащую в руках нечто черное, длинное, искрящееся на конце… Она перегнулась через борт в двух шагах от остолбеневшего Лехи, размахнулась, и к бьющемуся в волнах, как оглушенная рыба, Кущу полетел…

Это был кабель питания, который Пименов совсем недавно набросил на клеммы генератора. И он был под напряжением.